Визит Иона Маурера во Францию состоялся в июле 1964 г.117
Маурер захотел совершить эту поездку, и генерал де Голль поддержал его желание. Развитие Румынии в рамках коммунистического блока действительно интересовало генерала. До 1962 г. эта страна, казалось, не слишком выделялась из «социалистической семьи». Разве что тем, что основным занятием румын были попытки добиться вывода советских войск, занимавших их территорию со времен войны. Сразу же после смерти Сталина правительство Румынии потребовало у Хрущева сделать это. Хрущев отреагировал после 1958 г. К тому времени ему удалось избавиться от конкурентов, и он принял воспринятое румынами почти как чудо решение вывести из их страны советские войска. Хрущев оправдывал его необходимостью экономить средства, а главное, убежденностью в том, что румынский режим под руководством Георгиу-Дежа не свернет с пути, проложенного Москвой. Тем не менее вскоре от иллюзий Хрущева не осталось и следа. В 1962 г. Румыния взбунтовалась против СЭВ, протестуя против навязанной ей экономической ориентации. Действительно, в июне 1962 г. на состоявшейся в Москве сессии СЭВ было подчеркнуто, что «международное социалистическое разделение труда» требует реализации масштабного плана «догнать и перегнать Америку», представленного Хрущевым годом ранее, а также принято решение о мобилизации всех мощностей соцлагеря. А ведь Румыния в 1960 г. сама приняла амбициозный план индустриализации, несовместимый с требованиями СЭВ. Это означало разрыв. Румыния объявила о своем несогласии и начала искать поддержку за пределами советского блока. Конфликт Москва–Пекин открывал ей в этом отношении соблазнительные перспективы. Правительство Румынии претендовало на роль посредника между Москвой и Пекином, ставя под сомнение и советскую позицию, и позицию Пекина. Георгиу-Деж отныне позиционировал себя в качестве «национального» вождя, почти независимого от Москвы. Принимая своего премьер-министра, генерал де Голль констатировал, насколько обосновано его предвидение, что идеология лишь внешне объединяет коммунистическое пространство, в то время как повсюду проявляется стремление защищать национальные интересы: Пекин, Бухарест, масса других примеров. И генерал обрел в Ионе Маурере человека, который жил во Франции, прекрасно говорил по-французски, относился к Франции со всем доверием. Ибо именно это ему сказал премьер-министр Румынии, осторожный в своих высказываниях, но, тем не менее, заверивший, что время сталинской «уравниловки» прошло и у советизированных стран есть возможность самим выбирать путь национального развития в мирных условиях. Маурер обратился с просьбой, чтобы государства Запада расширяли контакты и, если возможно, торговлю со всеми восточноевропейскими странами. Позиция Румынии представляла для генерала де Голля особый интерес, поскольку давала возможность разжимать советские тиски. Румынский режим оставался неуязвимым в плане принципов, которые Москва навязывала коммунистическому миру, но он надеялся, пользуясь общей разрядкой, добиться определенной независимости. В целом, надежды генерала де Голля на то, что удастся понемногу снимать ограничения, которые навязывали альянсы и блоки, и завязать диалог между европейскими государствами, начали сбываться. Посол Франсуа Пюо, возглавлявший в 1964 г. европейский департамент МИДа, оставил об этом визите и о реакции на него генерала де Голля крайне интересное свидетельство.Маурер был с ним откровенен: «У нас есть отношения с Америкой, которая пытается оторвать нас от социалистического блока. С немцами? Сугубо деловые. С вами, французами, у нас могут быть более доверительные отношения…» На вопрос генерала де Голля: «Могли бы вы так говорить со мной еще пять лет, год тому назад?» – Маурер ответил: «Смерть Сталина изменила атмосферу в социалистическом лагере, а конфликт Москвы и Пекина полностью изменил ситуацию, в которой мы находимся». Генерал сделал вывод: «Ничто не мешает тому, чтобы мы развивали наше сотрудничество, и различия в идеологических системах не должны этому препятствовать»118
.