Власти были вынуждены прибегнуть к массовым арестам. Де Голль понял, что события принимают серьезный оборот и для подавления бунта необходимы самые решительные, однако предельно взвешенные меры.
Защитить население от разбушевавшихся бунтарей — его прямая обязанность. Де Голль не мог допустить смуты в государстве, которое приобретало все больший вес на международной арене и уже вошло в число самых влиятельных стран мира. Он обязан сохранить верность конституции, за которую боролся не один десяток лет.
Но что можно поделать с пьяной толпой, одурманенной левацкими идеями всеобщего равенства!
Конечно, равенство — идеал. Но — равенство закона для всех, равенство стартовых возможностей… Все прочее — от лукавого. Бог создает людей разными, и у Него на то есть свои причины.
Седьмого мая генерал встречается со своими соратниками, депутатами Национального собрания.
— События последней недели показали, что высшая школа нуждается в немедленной реформе, — сказал он депутатам. — Это моя позиция. Мы не должны потакать сторонникам анархии, ибо порядок — это основа процветания нашего общества. А порядок в университетах — это порядок, который должен воцариться во Франции завтра! Среди студентов всегда были бунтари, которые во главу угла ставили не получение знаний и служение отечеству, но удовлетворение своих непомерных амбиций. Они полагают, что можно изменить жизнь к лучшему кавалерийским наскоком, а не кропотливым трудом. Им нравится Мао Цзедун и его хунвейбины, которые считают, что можно построить корабли науки на реках крови! Но мы этого не допустим…
Разумеется, ФКП не могла остаться в стороне. Она в считаные минуты придумала теоретическое обоснование мятежу. Ее лидеры заявили, что волнения имеют под собой серьезную социальную почву. Якобы все дело в том, что система высшего образования во Франции не удовлетворяет демократически настроенную часть студенчества
ФКП безоговорочно поддержала левацкие организации, требовавшие всеобщей забастовки в знак протеста против «зверств полиции», которая пыталась восстановить порядок.
Де Голль неоднократно встречается в эти дни с министром внутренних дел Кристианом Фуше, который, впервые столкнувшись с такой ситуацией, не мог решиться на активные действия, что вполне понятно.
— Вы должны взять себя в руки, господин министр, — сказал ему де Голль, когда несколько улиц столицы превратились в арены боев между демонстрантами и полицией. — Они хотят проверить, на что мы способны… Они хотят проверить нашу решимость противостоять беспорядкам! Их требования инфантильны, и их не интересует, выполним мы их или нет…
— Что же мне делать?
— Вы должны вести переговоры с кем только возможно. Пусть они думают, что мы считаем их политической силой… Но требуйте немедленного прекращения боевых действий на улицах!
Однако переговоры с представителями студентов ни к чему не привели, и обстановка продолжала накаляться. Десятого мая в центре города насчитывалось свыше полусотни баррикад, некоторые из которых достигали уровня второго этажа. Красные коммунистические и черные анархистские флаги гордо реяли над головами смутьянов, считавших, что они «творят» историю.
Силы правопорядка приготовились к схватке с разгоряченной толпой, однако им было отдано категорическое распоряжение ни в коем случае не применять огнестрельного оружия.
В два часа ночи одиннадцатого мая Фуше дает приказ смести баррикады. Полицейские идут на штурм баррикад, студенты швыряют в них бутылки с зажигательной смесью и камнями. Штурмующие применяют гранаты с газовыми наполнителями.
Улицы Парижа объяты пламенем. Горят перевернутые автомобили, магазины, рекламные щиты.
Только к семи часам утра полиции удается восстановить порядок. Студенты разбегаются.
Утром у президента собираются на совещание силовые министры и советуют де Голлю выполнить некоторые из требований студентов.
— Какие требования? — возмутился президент. — Запретить профессорам принимать экзамены? Или ввести квоту для детей из рабочих? Но это будет полная дискриминация! Чем дети рабочих лучше крестьянских детей или детей тех, чьи родители торгуют бижутерией?
— Но они просят не только этого, — возразил ему министр просвещения Алэн Пьерфит. — Они хотят повышения стипендий и увеличения государственных ассигнований на образование!
— Это разумное требование, но оно исходит от людей, которые за неделю превратили Париж в мусорный ящик, — произнес де Голль. — Если мы сегодня пойдем им навстречу, завтра другие начнут подкреплять свои требования мятежом…