Генерал де Голль

Де Голль ожидал, что Макмиллан именно сейчас должен был бы пойти на это в интересах независимости своей страны и Западной Европы. Британский премьер как будто с пониманием отнесся к идее де Голля, но не давал окончательного ответа, ссылаясь на то, что 18 декабря ему предстоит встретиться на Багамских островах с президентом Кеннеди. Он просил де Голля лишь об одном: допустить Англию в «общий рынок». Генерал ответил, что это возможно только при условии согласия Англии с идеей «независимой европейской Европы». Подобно Франции, Англии следовало бы перейти к независимой внешней политике. «Однако, — говорил де Голль Макмиллану, — учитывая особые отношения, привязывающие вас к Америке, позволительно спросить, вступите ли вы в такую Европу и если вступите, то не для того ли, чтобы эта Европа интегрировалась и растворилась в некоем атлантизме».

Макмиллан в ответ говорил нечто туманное и уклончивое, настаивая лишь на допуске Англии в состав европейской «шестерки» без всяких гарантий с ее стороны. Существует несколько версий хода этих переговоров. По некоторым источникам, дело дошло до того, что Макмиллан, отчаявшись получить согласие генерала, заплакал… Де Голль с убийственным сарказмом по этому поводу цитировал слова из известной песни Эдит Пиаф: «Не плачьте, милорд!»

Из Франции Макмиллан полетел на Багамские острова, где Кеннеди предложил ему ракету «Поларис» при условии участия в «многосторонних ядерных силах», вызывавших у де Голля такое же отвращение, как некогда план «европейской армии». Макмиллан принял все предложения американского президента и вместе с ним направил де Голлю приглашение присоединиться к англо-американскому соглашению. Узнав о капитуляции Англии, де Голль возмутился: «Макмиллан пересек Атлантический океан, чтобы броситься в объятия Кеннеди, которому он продал европейское первородство за чечевичную похлебку Поларисов!»

«Предательство» Макмиллана — повод для перехода к новому этапу внешней политики. Конец алжирской войны, успех референдума укрепили почву под ногами генерала. В своем окружении он говорил, что теперь будет действовать совершенно свободно и проводить «настоящую» политику. 14 января 1963 года — день рождения этой политики. На очередной, восьмой по счету, пресс-конференции де Голль хладнокровно бросает сразу две «бомбы», оглушившие его западных союзников.

Шестнадцать месяцев идут переговоры о вступлении Англии в «общий рынок». Пять из шести его участников в принципе уже согласны на это. Но де Голль объявляет, что Англия не будет членом «общего рынка», ибо это привело бы «к появлению колоссального атлантического сообщества, находящегося в зависимости и подчинении американцев». Вторая «бомба» касается «многосторонних ядерных сил». США приступили уже к их практической организации. Де Голль решительно отвергает этот план и заявляет, что Франция будет самостоятельно создавать независимые атомные ударные силы.

Буря негодования со всех сторон. Все партии внутри страны критикуют «заносчивость» де Голля. Все союзники по НАТО официально против, хотя некоторые в душе испытывают злорадное удовлетворение. Американская пресса обрушивается на де Голля с яростной критикой, обвиняя его во всем, вплоть до «старческого слабоумия».

Повсюду звучит зловещее слово «изоляция». Нашли чем смутить человека, давно убежденного в том, что одиночество — синоним величия! Да и когда в жизни он был не в изоляции? Такое положение для него совершенно естественно и отвечает сущности его характера. К тому же «изоляция» — это в основном плод перепуганного воображения «атлантических» политиков и журналистов. Разве «ударная сила» не сулит несметных барышей крупнейшим французским трестам? Например, Марсель Дассо, владелец авиационных заводов и нескольких газет, не случайно является пламенным голлистом. Многие из тех, кто связан с сельским хозяйством, с удовлетворением наблюдают, как генерал навязывает партнерам по «общему рынку» благоприятные для сбыта французских продуктов условия. Они сопротивляются, особенно Западная Германия. Но де Голль предъявляет ультиматум: либо условия будут приняты, либо «общий рынок» перестанет существовать. Несколько лет идет эта борьба, в которой генерал проявляет исключительное упорство. Французам явно импонирует независимое поведение де Голля, хотя создание «ударной силы» и опустошает их карманы. Антиамериканизм соответствует традиционной для французов американофобии, их презрению к примитивной, хотя и богатой, цивилизации «амерлоков». Кстати, сам генерал в частных разговорах постоянно использует это жаргонное словечко, выражающее презрение к американцам. Независимый тон де Голля льстит чувству неистребимого франкоцентризма, таящемуся в сердцах многих французов.

В «Мемуарах надежды» де Голль пишет по поводу враждебной реакции на его политику независимости: «Но я не испытывал недостатка и в поддержке. Я чувствовал поддержку нашего народа, который, не страдая заносчивостью, требует, однако, чтобы Франция оставалась Францией… Я чувствовал, как навстречу мне открываются сердца людей».