Генерал де Голль

А там царит иная, более серьезная атмосфера. Всеобщая забастовка, объявленная сначала на 24 часа, по истечении этого срока не только не прекратилась, но стала еще более всеохватывающей. При этом борьба трудящихся приобретает новые формы. Рабочие занимают предприятия. Это началось 14 мая занятием завода «Зюд авиасьон» около Нанта. Затем то же самое в последующие два дня произошло на огромном комплексе предприятий государственной автомобильной фирмы «Рено». Дело дошло до того, что бастующие чиновники заняли даже резиденцию Национального совета французских предпринимателей! Прекратилась работа всех видов общественного транспорта, связи, забастовали работники радио и телевидения. К 20 мая Франция была полностью парализована, число бастующих достигло 10 миллионов.

Рабочие на заводах также митинговали. Но там речи и характер требований были иными, чем в Сорбонне. Здесь реалистично требовали возможного: улучшения условий труда, более справедливой его оплаты. На заводах стены тоже заклеены плакатами и лозунгами. На «Рено», например, чаше всего встречались надписи: «40 часов», «60 лет», «1000 франков». В первом случае речь шла о продолжительности рабочей недели, во втором — о пенсионном возрасте, в третьем — о минимальной зарплате. И, конечно, повсюду фигурировал де Голль. Ведь он страстно стремился к персонализации власти, к монархии республиканского стиля. Поэтому все без исключения пороки Пятой республики, вызвавшие взрыв недовольства, естественно связывались с личностью де Голля. Характерные знакомые черты де Голля, его жесты, генеральская форма и прочее фигурировали в карикатурном виде на плакатах как обвинение, предъявляемое ему французами. Личная власть на службе монополий закономерно вела его к личному краху. «Десть лет — этого довольно!» — кричали все стены Франции.

Де Голль продолжает свое заграничное путешествие в то самое время, как положение во Франции обостряется. Министры, которых он отучил действовать самостоятельно, не решаются предпринимать что-либо серьезное в его отсутствие. На нем одном держится все государство. Дебрэ, Фрэ, Фуше звонят генералу в Бухарест и просят его сократить пребывание за границей. Наконец, после долгого телефонного разговора с премьер-министром де Голль сокращает время пребывания в Румынии на 12 часов и в субботу 18 мая поздно вечером возвращается в Париж.

1968 год, май. Бастующие рабочие занимают заводы

Все члены правительства встречают его и сообщают о тревожных новостях. Генерал взбешен и обрушивается на них с потоком упреков и сарказмов: «Стоит де Голлю удалиться и все рушится!» — гневно бросает он. Но разве все начинало рушиться не в его присутствии? Затем, уже в Елисейском дворце, генерал решительно заявляет: «Надо остановить все это. Или они, или мы… Да — реформам, нет — бардаку!»

Совет министров под председательством де Голля долго решает, какие же шаги предпринять. Генерал бледен, он выглядит очень усталым и постаревшим, плечи опущены, и иногда становится заметно, как трясется его голова. Министры пространно высказывают свои взгляды на сложившуюся обстановку. Де Голль предлагает новый референдум, о котором он намерен сообщить стране в выступлении по радио и телевидению 24 мая. Некоторые министры предлагают провести лучше досрочные парламентские выборы. Президент колеблется, но все же выбирает излюбленное средство — референдум.

24 мая де Голль появился на экранах телевизоров и произнес шестиминутную речь, пожалуй, самую бесцветную, вялую, бессодержательную из всех его многочисленных речей. Она совершенно не соответствовала масштабам событий.

Он признал, что «стране угрожает паралич», и сказал, что надо предотвратить опасность ее «вовлечения в результате гражданской войны в самые отвратительные и самые разорительные авантюры». Каким образом? Путем положительного голосования на референдуме за предоставление «государству, и прежде всего его главе, полномочий для того, чтобы обеспечить обновление». О характере этого обновления судить трудно, ибо генерал ограничился самыми общими формулами. «В случае если вы ответите „нет“, — предупреждал де Голль, — само собой разумеется, что я не буду больше долго выполнять свои функции».