Генерал де Голль

И все же выводы генерала, его робкий, неясный план «участия» (хотя, выдвигая его, де Голль явно присваивал и выдавал за свои некоторые идеи левых) не соответствуют ни его справедливой констатации кризиса капитализма, ни масштабам майских событий. План «участия» как небо от земли далек от размаха и смелости многих прошлых замыслов и действий де Голля. Вспомним, например, как детально, глубоко, смело он некогда разрабатывал свой план «профессиональной армии»! А сейчас он ограничивается туманными, двусмысленными фразами, лишенными размаха и воображения. Он уподобляется врачу, пытающемуся лечить открытый перелом с помощью пластыря. И при этом генерал, как всегда, требует слепо доверять ему. Но как можно было верить обещанию допустить участие трудящихся в доходах и управлении предприятиями, если на протяжении десяти лет де Голль в основном занимался именно отстранением французов от всякого участия в политическом управлении страной?

Если генерал и питал надежду, что кто-то ему поверит, значит, он уже витал в облаках. Кстати, он сам, чтобы обрисовать создавшееся положение, рассказывает в своем интервью 7 июня о старинной картине, «изображавшей толпу, которую должны вести в ад, в то время как бедный одинокий ангел указывал ей противоположное направление; из этой толпы все кулаки поднимались не против демонов, а против ангела». Он призывает вырваться из рук зловредных демонов и устремиться к ангелу, то есть к нему, де Голлю!

Впрочем, генерал еще не покинул грешную землю. В своем интервью он снова пугает слушателей призраком «тоталитарной диктатуры». Чтобы избежать ее, он требует, чтобы парламентские выборы 23–30 июня дали «хорошие» результаты, то есть результаты, выигрышные для правящей партии. И он предупреждает: «Если же, напротив, результаты будут плохими, тогда все погибло».

Так де Голль раздувает истерию страха, которая станет лейтмотивом избирательной кампании 1968 года. Голлисты никогда еще не действовали с такой яростной энергией. Но теперь они вели борьбу уже не за де Голля, а за собственное существование без него, хотя и продолжали еще использовать остатки обаяния его имени. Контрреволюционные силы успешно использовали майские баррикады с черными флагами, пробудившие инстинкт страха «среднего» француза, оставшегося в душе мелким буржуа. А гошисты, выражавшие в мае стихийные чувства протеста молодежи, теперь стали прямым орудием запугивания мелкобуржуазных обывателей призраком гражданской войны. Их новые выступления в июне часто организуются полицейскими агентами. В результате выборы дали результат, оказавшийся совершенно неожиданным для тех, кто считал майские события «революцией». Произошел резкий сдвиг вправо, левые серьезно отступили. Голлисты и их союзники собрали больше миллиона дополнительных голосов и приобрели небывалое большинство. Они выиграли 97 мест и имели теперь в Национальном собрании 358 мандатов из 485.

Все левые понесли существенные потери. Федерация левых сил потеряла 61 место. Число избирателей, голосовавших за компартию, сократилось с 22,5 процента до 20, а количество депутатских мест — с 72 до 33. «Компартии пришлось расплачиваться за баррикады, которых она не строила», — писала «Монд». Почему же после столь мощного выступления трудящихся против режима выборы окончились столь успешно для него? «Основной причиной сдвига в пользу голлистов, — отвечал Генеральный секретарь компартии Вальдек Роше, — была боязнь гражданской войны».

Но личные позиции де Голля нисколько не укрепились. Один из его министров сказал после выборов: «Партия выиграна, но с генералом покончено». Социальный строй удалось спасти, но это только подчеркнуло тот факт, что именно при де Голле его вообще потребовалось спасать отчаянными средствами. Государство, возглавляемое де Голлем, обнаружило свою роковую слабость из-за того, что все традиционные предохранительные клапаны, то есть партии, парламент, министры, правительство, не действовали. Лишенные какой-либо самостоятельности, они не несли и ответственности.