Генерал Деникин. Симон Петлюра

Был еще один важнейший вопрос, который начали не без успеха решать в эпоху Центральной Рады и гетмана. Это вопрос национальный. Продолжать это дело в условиях наступившего хаоса — примерно то же, что разряжать противотанковую мину в несущемся по булыжной мостовой грузовике. Все эти сложности легли на С. Петлюру, и его действия часто напоминали судорожное барахтанье неважного пловца в поисках дна или берега. Порой он совершал поступки, которые в иной, более спокойной, обстановке, ни за что бы не совершил.

Без функционирующих железных дорог не может жить государство. Именно железные дороги стали тем слабым местом, где прежде всего дали себя знать две важнейшие болезни эпохи: бандитизм и антисемитизм. Зимой 1918–1919 гг. нападение на поезда с «проверкой документов», реквизицией и расстрелом большевиков и евреев, выявленных по документам (фамилиям, именам) или по внешним признакам, стало делом обычным. Началось все это, насколько можно сейчас судить, в районе Чернигов-Бахмач-Прилуки, где прославился атаман Ангел, служивший поначалу в армии гетмана, а затем объявивший войну белым, красным и евреям любого цвета. Эта «война на колесах», с остановками поездов, грабежом и скорой расправой здесь же, на насыпи, в определенной мере была спровоцирована декабрьским 1918 г. циркуляром С. Петлюры, велевшим национальным войскам проверять все бумаги на железнодорожных станциях, чтобы предотвратить саботаж. При этом, если люди (железнодорожные служащие или любые иные — неясно! — Ю. Ф.) «не обладали украинской внешностью, их надлежало отдать в руки военных властей». Надо ли объяснять, какой простор для «самодеятельности» открывал этот чудо-приказ!

По другим источникам, первые железнодорожные экзекуции произошли в районе Сарн и Олевска, но разве это меняет дело? Пожар вспыхнул сразу в десятках мест, но имел одну сходную черту: по национальному признаку били только евреев. Именно в это время из уст в уста передавались страшные имена таких атаманов, как Струк (бывший учитель и бесталанный писатель), который в Чернобыле собственными руками топил евреев; Соколовский, свирепствовавший в Браилове, Млине и Радомышле, полностью очистил этот город от евреев; Зеленый, Волынец, Козырь-Зирка, Григорьев, Лесник, Шепель, Лютый, Степовой, Трепет, Слива, Железняк, Дорошенко и т. д., и т. п.

Возникает совершенно резонный вопрос: в какой мере эти лихие атаманы были связаны с Петлюрой и зависели от него? Ведь мы исследуем роль Петлюры во всем происходившем. Связь эта не была абсолютной и постоянной, в значительной мере вожаки действовали на свой страх и риск, хотя имя Петлюры было у всех на устах и являлось «символом веры». Теми, кто сражался под «жовтоблакитными», а не красными, черными или трехцветными знаменами, решительное слово Верховного атамана было бы услышано. Однако слово, осуждающее погромы, впервые прозвучало через много месяцев после их начала. Это знаменитый приказ № 131, о котором будет сказано особо. Сторонники и последователи С. Петлюры, для которых он остался светочем и мессией, не нашли и не опубликовали ни одной официальной строки (появившейся до августа 1919 г.) осуждения резни, а погромов за это время произошло много сотен!

Почему же молчал Верховный атаман? Во-первых, как заявил известный юрист Генрих Слиозберг, свидетель событий и важный свидетель на парижском суде, «погромы давали петлюровскому движению подходящую возможность добывать пищу, одежду и амуницию совершенно даром. Убийство «большевистских евреев» происходило на глазах у С. Петлюры».