Генерал Деникин

Мне хотелось бы сказать — не продавшимся, с ними говорить не о чем, — а тем, которые в добросовестном заблуждении собираются в поход на Украину вместе с Гитлером: если Гитлер решил идти, то он, вероятно, обойдется и без вашей помощи. Зачем же давать моральное прикрытие предприятию, если, по вашему мнению, не захватному, то, во всяком случае, чрезвычайно подозрительному. В сделках с совестью в таких вопросах двигателями служат большей частью властолюбие и корыстолюбие, иногда, впрочем, отчаяние. Отчаяние — о судьбах России. При этом для оправдания своей противонациональной работы и связей чаще всего выдвигается объяснение: это только для раскачки, а потом можно будет повернуть штыки... Такого рода заявления сделали открыто два органа, претендующие на водительство русской эмиграции...

Простите меня, но это уже слишком наивно. Наивно, войдя в деловые отношения с партнером, предупреждать, что вы его обманете, и наивно рассчитывать на его безусловное доверие. Не повернете вы ваших штыков, ибо, использовав вас в качестве агитаторов, переводчиков, тюремщиков, быть может, даже в качестве боевой силы -заключенной в клещи своих пулеметов, — этот партнер в свое время обезвредит вас, обезоружит, если не сгноит в концентрационных лагерях. И прольете вы не «чекистскую», а просто русскую кровь — свою и своих — напрасно, не для освобождения России, а для вящего ее закабаления».

Считая войну Германии с СССР неизбежной, Деникин в этом докладе пытался обозначить возможности и шансы эмиграции в «русском деле». Д. В. Лехович в своей книге так это излагает:

«В главном прогнозе своем он ошибся. Ему казалось невозможным, чтобы русский народ, вооруженный во время войны, не восстал бы против коммунистической власти, поработившей его. В таком случае, считал он, место эмиграции там, в рядах армии и народа, сбросивших советскую власть, чтобы стать на защиту родины.

Считал он также, что Красная армия под ударами внешнего врага разложится и в стране наступит хаос, с повторением во втором издании, под другими именами, но в той же сущности происходившего в России в 1918 году. И в этом новом калейдоскопе гражданской смуты, так же, как и тогда, предполагал он, выделится вооруженное национальное движение, в котором сольются лучшие элементы армии и народа. И если стимулом этого движения будет «свержение советской власти и защита родины», то место эмиграции в ее рядах.

Но если бы этого не случилось?

«Что делать, — ставил он вопрос, — если в случае войны народ русский и армия отложат расчеты с внутренним захватчиком и встанут единодушно против внешнего (врага)?»

На этот вопрос Деникин дал следующий ответ: «Я не могу поверить, чтобы вооруженный русский народ не восстал против своих поработителей. Но, если бы подобное случилось, мы, не меняя отнюдь своего отношения к советской власти, в этом случае, только в этом единственном, были бы бессильны вести прямую борьбу против нее. Для нас невозможно было бы морально, ни при каких обстоятельствах, прямое участие в действиях той армии, которая ныне именуется «Красной», доколе она не сбросит с себя власть коммунистов. Но и тогда наша активность, тем или другим путем, должна быть направлена не в пользу, а против внешних захватчиков».

Д. В. Лехович подытоживает:

«Таким образом, эмигрантская программа генерала Деникина фактически оставалась формулой белого движения. Но призыв его к «свержению советской власти и защите России» многим казался странным противоречием. Критики Деникина указывали на то, что нельзя

защищать Россию, подрывая ее силы свержением власти, так же как и нельзя свергнуть советскую власть без участия внешней силы. Словом, «или большевистская петля, или чужеземное иго». На этот упрек Антон Иванович отвечал:

«Я не приемлю ни петли, ни ига!»

В общем, перед Второй мировой войной А. И. Деникин пытался найти некий третий выбор, какого в «Быть или не быть?» не выпадает. Он знал лишь то, что «не нужно», а требовалось суровое «Надо!», та конкретика, какой всегда отличался, например, последний главком белых Врангель, тот твердокаменный оселок, на каком коммунисты поработили Россию.

Деникин же и на седьмом десятке своих лет перед очередной судьбоносной вехой в истории Отечества все цеплялся за «формулу белого движения», ведущую в прежнюю туманную пропасть «непредрешенчества», куда когда-то уже идейно свалилась вверенная Антону Ивановичу Белая армия.

Часть десятая (1939-1947 гг.) «РОССИЯ СПАСЕТСЯ!»

Начало Второй мировой войны. Гйтле-ровская «опека». Русское Освободительное Движение. Эмигрантский разрыв. В США. Последний поход.

1939 году часто появляющийся на людях 66-летний А. И. Деникин выглядел по-парижски, в торжественных случаях он надевал под пиджак фрачную рубашку со стойкой воротничка, загнутого по углам, хотя и повязывал на него элегантный галстук в толстую косую полосу.