Генерал Деникин

Еще более был доступен Зимний дворец для всех офицеров ежегодно 26 ноября. Это день орденского праздника святого Георгия, в честь которого было именовано высшее российское боевое отличие. Тогда во дворец главными гостями приглашались на молебен и к царскому завтраку все находившиеся в Петербурге кавалеры ордена Святого Георгия.

Деникин бывал на этих высочайших выходах. Благоговейно замирал строй офицеров, прибывших почтить ветеранов. Между его шпалер из внутренних покоев во дворцовую церковь шли герои севастопольской кампании, турецкой войны, кавказских и туркестанских походов. Шагала седая боевая доблесть России. В конце шествия Георгиевских кавалеров были государь, государыня и вдовствующая императрица Мария Федоровна.

Академическое обучение в общем насчитывало три года. Первые два годовых теоретических курса в основном включали слушание лекций, а на третьем году, практическом, «академисты» самостоятельно работали в различных областях военного знания. Третьекурсники должны были защитить три диссертации, темы которых доставались по жребию.

С 1894 года правила выпуска изменились. Было установлено, что основная задача Академии — распространение высшего военного образования в армии. Поэтому после второго курса стали выпускать слушателей в войска. Они получали вместо заветных аксельбантов нагрудный знак из чистого серебра, на нем двуглавый орел распростер крылья в обрамлении лаврового венка.

Только лучшие второкурсники переходили на третий. Лишь окончившие его причислялись к Генеральному штабу. Причем и из этих ударных выпускников далеко не все становились генштабистами, завися от имеющихся там вакансий.

Антон Деникин попал на третий курс. Весной 1899 года он заканчивал его в звании штабс-капитана артиллерии, и тут Деникина настиг очередной серьезнейший казус судьбы.

Год назад ставший военным министром генерал А. Н. Куропаткин, которому предстоит печально прославиться главнокомандующим на русско-японской войне, решил произвести перемены в Академии Генштаба. Начальник Академии Леер ушел в отставку, на его место повысили профессора Академии генерала Сухотина. Уход престарелого Леера сначала вдохновил «академистов», но вскоре выяснилось, что хрен редьки действительно не слаще.

Генерал Сухотин взялся за дело в полном сумбуре своего властного, безапелляционного характера. Все силы он направил, чтобы уничтожить даже воспоминание о школе Леера, а сам нисколько не приблизил преподавание к жизни. Генерал умел лишь ломать, но не строить. Его безоглядность определяло то, что он являлся личным другом министра Куропаткина. Во многом Сухотин был ему под стать.

Известность Куропаткина началась со времен завоевания Средней Азии виднейшим полководцем генералом М. Д. Скобелевым, у которого капитан Куропаткин был начальником штаба. Позже он отличился при взятии Плевны и в других сражениях. Перед тем как занять пост военного министра, пятидесятилетний бравый генерал имел Георгиевскую ленту на портупее, офицерский Георгий в петлице и еще орден Георгия на шее.

О том, как относился генерал Скобелев к Куропатки-ну, описывала после смерти Скобелева его сестра княгиня Белосельская Белозерская:

«Брат очень любил Куропаткина. Всегда говорил, что он очень хороший исполнитель и чрезвычайно храбрый офицер. И в то же время отмечал, что Куропаткин как военачальник является совершенно неспособным во время войны, что он может только исполнять распоряжения, но не имеет способности распоряжаться. У него нет для этого надлежащей военной жилки, военного характера. Он храбр в том смысле, что не боится смерти, но труслив, потому что никогда не в состоянии будет принять решение и взять ответственность на себя».

Коллега Куропаткина, знаменитый министр финансов, потом глава Совета Министров граф С. Ю. Витте отзывался о нем так:

«Генерал Куропаткин представлял собою типичного офицера Генерального штаба 1860—70-х годов, но не получившего домашнего образования и воспитания. Иностранных языков он не ведал, не имел никакого лоска, но мог говорить и писать обо всем и сколько хотите».

Пророческую характеристику Куропаткину дал контр-адмирал А. М. Абаза, который станет в 1903-05 годах управляющим делами Особого комитета Дальнего Востока: - Кончится тем, что все в нем разочаруются. Потому что умный генерал, храбрый генерал, но душа у него штабного писаря...

Новый начальник Академии генерал Сухотин отличался от своего высокого друга внешней самонадеянностью, а боевую бравость иногда компенсировал грубостью, словно забыл, что из профессоров. Над выпускным курсом Деникина (даром, что ли, он был «лееровской» закваски?) Сухотин мудрил как мог.

Дело в том, что из ста выпускников, год назад непросто пробившихся на элитный третий курс, только половина направлялась в сам лучезарный Генштаб — по числу имеющихся в нем вакансий. Избранность этих пятидесяти рассчитывалась по старшинству баллов, набранных за три академических года. Окончательным считался средний балл из двух: среднего за теоретический двухлетний курс и среднего за три диссертации последнего года.