Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

— Правильное решение. Держите меня в курсе всех дел с ранением Михаила Гордеевича.

— Будет исполнено.

— Вот еще что. Если понадобится — доставить в екатеринодарский госпиталь отдельным поездом. Поезд можно взять у кубанского атамана У него есть мягкий вагон. Что еще у вас?

— Антон Иванович, наши ворвались в Ставрополь. Бои идут на улицах, красные в беспорядке отступают на северо-восток. Много взято пленных. Трофеи богатые.

— Кто отличился?

— Бойцы полковника Топоркова и «дрозды», приданные конной дивизии генерала Врангеля.

— Значит, опять «дрозды».

— Точно так.

— Немедленно найдите способ сообщить об этой победе Михаилу Гордеевичу. Он ее заслужил. Такая весть его только подкрепит…

Белоэмигрант Деникин в своих мемуарных воспоминаниях так рассказал о Ставропольском сражении поздней осенью 1918 года, в котором был, как оказалось вскоре, смертельно ранен полковник МГ. Дроздовский:

«10-го (октября по старому стилю. — А. Ш.) Дроздовский отразил наступление большевиков, и только на его правом фланге большевики сбили пластунов и овладели (станицей) Барсуковской…

В течение дня 14-го Дроздовский вел напряженный бой на подступах к Ставрополю, стараясь при помощи Корниловского полка вернуть захваченную большевиками гору Базовая…

23-го бой продолжался, причем 2-й Офицерский полк дивизии Дроздовского стремительной атакой захватил монастырь Иоанна Предтечи и часть предместья…

Большевистское командование еще раз напрягло все свои силы, чтобы вырваться из окружения, и на рассвете 31-го вновь атаковало…

Отбиваясь от наступавших большевиков с перемешанными остатками своей дивизии и ведя их лично в контратаку, доблестный полковник Дроздовский был тяжело ранен в ступню ноги…»

События последних дней жизни Дроздовского развивались так, как их описал Антон Васильевич Турку л, который пришел рядовым в Скинтейскую бригаду русских добровольцев в погонах штабс-капитана. Офицерской ротой стал командовать после похода Яссы — Дон. Летом 1920 года получил под свое начальство «цветную» Дроздовскую стрелковую дивизию, став генерал-майором.

Туркул не участвовал в боях за Ставрополь, будучи тяжело ранен пулей, повредившей кость ноги, и находясь на излечении в ростовском госпитале. Но он был из тех «дроздов», которые видели своего дивизионного командира в последние дни его жизни. Туркул писал в своих воспоминаниях:

«…Только к концу декабря 1918 года я смог снова ходить, правда, одна нога в сапоге, другая еще в валенке. Я отчаянно скучал в ростовской клинике. Профессор обещал меня выписать, я стал собираться в полк, но узнал, что в Ростов везут Дроздовского.

Михаил Гордеевич был ранен 31 октября 1918 года под Ставрополем, у Иоанно-Мартинского монастыря. Рана пустячная, в ногу. Капитан Тер-Азарьев, снимавший вместе с другими Дроздовского с коня, рассказывал, что рана не вызывала ни у кого тревоги: просто поцарапало пулей. Все так и думали, что Дроздовский скоро вернется к командованию.

Но рана загноилась. В Екатеринодаре он перенес несколько операций, после которых ему стало хуже. Он очень страдал и сам просил перевезти его в Ростов к профессору Напалкову. В Ростове было более пятидесяти раненых дроздовцев. Я собрал всех, кто мог ходить, и мы поехали на вокзал.

Дроздовского привезли в синем вагоне кубанского атамана. Я вошел в купе и не узнал Михаила Гордеевича На койке полулежал скелет — он так исхудал и пожелтел. Его голова была коротко острижена, и потому, что запали щеки и заострился нос, вокруг его рта и ввалившихся глаз показалось что-то теперь горестное, орлиное.

Я наклонился над ним. Он едва улыбнулся, приподнял исхудавшую руку. Он узнал меня.

— Боли, — прошептал он. — Только не в двери. Заденут… У меня нестерпимые боли.

Тогда я приказал разобрать стенку вагона Железнодорожные мастера работали почти без шума, с поразительной ловкостью. На руках мы вынесли Дроздовского на платформу. Подали лазаретные носилки. Мы понесли нашего командира по улицам Раненые несли раненого.

Весть, что несут Дроздовского, мгновенно разнеслась по городу. За нами все гуще, все чернее стала стекаться толпа. На Садовой улице показалась в пешем строю гвардейская казачья бригада, лейб-казаки в красных и лейб-атаманцы в синих бескозырках. Мы приближались к ним. Враз выблеснули шашки, замерли чуть дрожа: казаки выстроились вдоль тротуара. Казачья гвардия отдавала честь нашему командиру.

Тысячными толпами Ростов двигался за нами, торжественный и безмолвный. Иногда я наклонялся к желтоватому лицу Михаила Гордеевича. Он был в полузабытье, но узнавал меня.

— Вы здесь?

— Так точно.

— Не бросайте меня…

— Слушаюсь.

Он снова впадал в забытье. Когда мы внесли его в клинику, он пришел в себя, прошептал:

— Прошу, чтобы около меня были мои офицеры…

Раненые дроздовцы, для которых были поставлены у дверей два кресла, несли с того дня бессменное дежурство у его палаты.

Михаила Гордеевича оперировали при мне. Я помню белые халаты, блестящие профессорские очки, кровь на белом и среди белого орлиное, желтоватое лицо Дроздовского. Я помню его бормотанье:

— Что вы мучаете меня… Дайте мне умереть…