Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

В столице первым восстал против самодержавия… его родной лейб-гвардии резервный Волынский полк, развернутый в таковой из запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка, в то время находившегося на фронте. Первой встала под красные знамена его 2-я рота Это случилось сразу после того, как унтер-офицер Т. Е. Кирпичников выстрелом из винтовки убил своего ротного командира, призывавшего солдат сохранять верность присяге государю.

К слову сказать, Кирпичникова в 1919 году поймают на территории, занятой белой Добровольческой армией. По приказу генерал-майора А. П. Кутепова бывший гвардейский унтер-офицер был расстрелян за воинское преступление, совершенное им в 1917 году. То есть за измену присяге и убийство своего ротного.

Однако эпицентром февральских событий все же являлись не солдатские казармы столичного гарнизона, не демонстранты на петроградских улицах, не матросский крепостной Кронштадт, который уже с год признавал власть только своего комитета — Центробалта, который в свою очередь не признавал над собой никакой другой власти, в том числе и Временного правительства, кроме революционной, которая еще только витала в воздухе над Невой. Председатель Центробалта Павел Дыбенко заявлял:

— Нам власть — революция, трудовой народ. А в Зимнем дворце сидят одни буржуи и их прислужники… Пусть сунутся к нам в Кронштадт генералы Керенского. Они сразу узнают, что такое революционная матросская ярость…

Что такое революционная матросская ярость Балтфлота и прежде всего Кронштадта, страна уже знала не понаслышке. Несколько десятков офицеров и адмиралов, людей, верных долгу и присяге, стали кровавыми жертвами матросских самосудов, то есть революционного произвола.

В воюющей России ясно виделось то, что подкашивало власть более чем 300-летнего дома Романовых. Это были военные неудачи, страшная разруха на железнодорожном транспорте, посмертная «слава» Гришки Распутина И еще — «беззубость» царской власти, которая для монархистов удручающе быстро растеряла верность себе военной силы державы.

И наконец, правление «немецкой» династии в державе, где титульной нацией был русский народ. Французский посол в Петрограде Палеолог подсчитал, что в императоре Николае II была только одна сто двадцать восьмая часть русской крови, которой, к слову говоря, было больше у царствовавшего тогда английского короля Георга, а не у царствующего Николая.

То, что происходило в Северной столице, доходило до фронтов только обрывками телеграфных лент, запоздалыми на несколько дней газетными строчками да лавиной порой самых нелепых, взаимоисключающих слухов. Было ясно только одно: в городе на Неве происходит что-то невероятное и революционное.

Династия Романовых рухнула, как говорится, в одночасье.

Как Февральская революция и низложение царствующего дома воспринимались на фронте, в рядах многомиллионной действующей армии, маленькой частицей которой была 15-я пехотная дивизия? Дроздовский не писал о том в своем «Дневнике».

Его боевой соратник по Белому движению, такой же убежденный монархист штабс-капитан Эраст Гиацинтов, в 1917 году служивший в одной из батарей 3-й Гренадерской артиллерийской бригады, получивший за войну шесть боевых орденов и два досрочных повышения в чине, так описывает в своих мемуарах «Записки белого офицера» события в российской столице:

«Первого марта вечером дошли до нас первые вести о событиях в Петрограде. Впечатление было ошеломляющее. До сих пор верилось в здравый смысл руководителей политической жизни, казалось, что у них хватит все-таки патриотизма для того, чтобы отложить свои партийные счеты до окончания войны.

Однако действительность показала противное. В первый момент на всех нас нашло самое мрачное отчаяние, так как никто не думал, что правительство без всякого сопротивления отдаст власть. Ясно было, что внутренние беспорядки отзовутся гибельно на состоянии фронта, значит, сорвется наступление и еще затянется война. Никто, конечно, не мог себе представить иного окончания войны, кроме победного.

Через два дня пришел Манифест Государя Императора об отречении от престола и Манифест великого князя Михаила Александровича. Командир батареи, не будучи в силах читать эти манифесты солдатам сам, поручил это сделать мне.

Прочтя оба манифеста перед строем, я от себя добавил, что 304 года тому назад первый Царь из дома Романовых спас Россию и теперь ее спасет его потомок, тоже Михаил. Никаких сомнений в том, что Михаил Александрович будет просить Учредительное собрание отдать власть в его руки, у меня не было.

Не только мы, но и солдаты наши в то время не могли себе представить Россию республикой. Солдаты молча выслушали оба манифеста. Никто из них никаких восторгов не выражал…»

Потом Дроздовский скажет, что на отречение императора Николая II в той ситуации он смотрел как на что-то неизбежное, а на государственный переворот в столице — как на что-то естественное. Но эти слова он, монархист, скажет уже после Февраля 17-го года.