Генерал Ермолов

«У сих же вод, — писал он, — израненный солдат, восстановивший силы на продолжение верной Отечеству службы, благодарить будет за попечение о нём…»

Учреждая полковые штаб-квартиры, Ермолов решил образовать при них роты женатых солдат, которые бы укрепляли и улучшали полковое хозяйство.

Трудно перечислить все блага, приобретённые этим нововведением для кавказского воина. Выступая в поход, он оставлял за собой почти родной угол, находившийся под присмотром внимательного женского глаза и крепкой защитой хорошо вооружённого товарища. Кончался поход, и он возвращался опять в тот же уголок, домой, где у него завязывались крепкие нравственные связи. А в то же время на случай войны имелись готовые опорные пункты, охраняемые этими ротами, которые оставались постоянными гарнизонами полковых штаб-квартир, и защищали их воины, как родной дом и родную семью. Солдатские жёны, приноровляясь к суровым условиям, были не только хозяйками и матерями, но и разделяли с мужьями их воинские заботы.

Объезжая штаб-квартиры, Ермолов упоминает, что видел солдатских жён, «которые хорошо стреляли в цель»…

Память о создании женатых рот долго жила в благодарных солдатских сердцах. Вот что записано было со слов одной старой солдатки:

«Пообстроились полковые штаб-квартиры, пообзавелись солдатики разными необходимыми атрибутами оседлой жизни, а всё чего-то им недоставало. Скучен и молчалив был народ и оживлялся только во время вражеских нашествий; мало того, госпитали и лазареты были переполнены больными… Думало, думало начальство — как бы пособить горю? Музыка на плацу по три раза в день играла, качелей везде понастроили — нет, не берёт! Ходят солдатики скучные, понасупились, есть не едят, пить не пьют, поисхудали страх как. На счастье, нашёлся один генерал — Ермолов, большой знаток людей. Он и разгадал, чего недостаёт для солдатушек, и отписал по начальству, что при долговременной, мол, службе на Кавказе, в глуши, в горах да лесах, им необходимы жёны. Начальство пособрало по России несколько тысяч вдов с детьми да молодых девушек (между последними всякие были) и отправило их морем из Астрахани на Кавказ, а часть переслало и сухим путём на Ставрополь. Так знаете, какую встречу устроили им? Только что подошли к берегу, где теперь Петровское, как артиллерия из пушек палить стала — в честь бабы, значит, — а солдатики шапки подбрасывали да „ура!“ кричали. А замуж выходили по жребию, кому какая достанется. Тут уж приказание начальства да божья планида всем делом заправляли. А чтобы иная попалась другому, да не по сердцу — так нет, что ты! Они, прости господи, на козах бы переженились, а тут милостивое начальство им настоящих жён даёт…»

Так закладывалась, благодаря Ермолову, семейная, оседлая жизнь закавказских и линейных полков, до значительной степени смягчавшая великое зло среди них — тоску по родине. Сам мало заботившийся о личном счастье, не позволявший себе делить службу с любовью и семьёй, Ермолов проявлял неусыпное внимание к русскому солдату.

Его собственная интимная жизнь оставалась бедной и представляла собой как бы вынужденную уступку природе и её требованиям.

5

В Тифлисе Ермолов имел привычку рано утром, около семи пополуночи, отправляться на прогулку — в старом мундире, полосатых шароварах и неразлучным с ним бульдогом.

Однажды при выходе из дома он заметил, что его конвойные казаки выпроваживают двух грузинок в чадрах.

Остановив казаков, Ермолов подошёл к женщинам и спросил, что им нужно. Одна из просительниц оказалась старухой, другая, которая откинула чадру, — юной, поразительной красоты девушкой.

При виде её Ермолов почувствовал, как вся кровь бросилась в лицо. Совладав с собой, он принял из рук старухи бумагу и объявил:

— Прошение беру и сделаю всё, что могу. Но приказываю в другой раз не попадаться мне на глаза. Иначе вышлю из города!

Мало что поняв из услышанного, обе грузинки, перебивая друг друга, быстро и гортанно заговорили. Ермолов позвал своего секретаря Устимовича, которому вручил бумагу со словами:

— Вот прошение. Не знаю, от кого оно. Прошу тебя дать по нём полнейшее удовлетворение и затем объявить просительнице, чтобы она избегала со мной встречи…

Вернувшись с прогулки, Ермолов всё ещё чувствовал себя во власти неожиданно вспыхнувшего чувства. Сперва он хотел узнать фамилию просительницы, но потом раздумал, опасаясь быть серьёзно увлечённым.

Он не разрешал себе поступиться воинской службой и долгом даже ради возможного личного счастья. Единственное, что мог позволить себе этот удивительный человек, — было заключение не связывающего его христианскими пожизненными обязательствами кебинного брака.