Командир роты капитан Горский ходил по позиции, проверяя готовность солдат. За три дня непрерывных боев в арьергарде князя Багратиона, превозмогая глубокие снега, бездорожье, батарейцы истощили свои силы до предела. Только мрак январских ночей прерывал кровопролитие, и солдаты кидались на мерзлую землю, чтобы забыться в коротком сне. – Подымайся, сынок, – спокойно говорил Горский, тряся за плечо одуревшего от недосыпа солдатика. – Вон, у тебя нос и щеки побелели. Я тебе сальца гусиного дам, а ты потри хорошенько… Ишь апостол Тимофей, Тимофей-полузимник миновал, а все студено…
Конную роту Горского Ермолов, командовавший у Багратиона всей артиллерией, употреблял в арьергардных боях чаще – как самую подвижную.
– Харитоныч, господин Горский! – позвал капитана Ермолов. – Боюсь, что на этой позиции простоим мы без пользы…
– Что ж, Алексей Петрович, – возразил Горский, – не довольно ли мы несли француза на своих плечах?