Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Теперь несколько спешу отправлением курьера, но из Тифлиса буду писать обстоятельнее, или если успею кончить собственный мой журнал, то лучше пришлю его, чтобы ты, когда свободно, прочитывал. При нем будут и все мои бумаги, которые все без исключения писал я собственною рукою, дабы никто не мог взять чего-либо на свой счет. Меня отправили, как невинного юношу, и дали мне наставников, а я их оставил в покое и сам марал, как Бог положит по сердцу. Избави Бог, если б я последовал обыкновенному порядку, то мне бы сели персияне па плечи, а теперь я задаю такого страху, что думают, что довольно мне задумать о гибели Персии, то я сделаю, что и Государь не проведает, а его имя.

Здесь подлые англичане, живущие на жалованье персиян, в угождение им делали самые гнусные насчет нас внушения. Расскажи государю пресмешную, случившуюся со мною историю. Я приезжаю в Тавриз; один беглый француз, находившийся при лице Наполеона и в персидской службе полковником, осмелился двух моих музыкантов, поставленных на квартиру в доме, где он жил, ударить саблею и выгнать вон. Я послал требовать от наследника, чтобы француз был наказан за дерзость, мне обещали удовлетворение, но ничего не сделали. Я среди столицы, занятой большими персидскими силами, поставил свой караул, велел взять полковника наполеониста под стражу и обиженным музыкантам отмстить за обиду. Он был наказан пощечиной и высечен розгами, а саблю его я отослал к наследнику, и француз был тотчас исключен из службы и выгнан вон. Вот каким образом в бестолковой сей земле поступать надлежит, или иначе ни до чего не добьешься. Это не дипломатический поступок, по вполне удачный и решительный. Прощай, поклонись брату Василью и Кикину, буде они в Москве; из Тифлиса буду ко всем писать».

12 окт. 1817»[166].

Два письма великого князя Константина Павловича к А.П. Ермолову

I

«Варшава, 25 июня 1816.

Почтеннейший, любезнейший и храбрейший сотоварищ, Алексей Петрович!

Имел я удовольствие читать начертание ваше к единственному нашему Куруте[167], за которое благодарю весьма вас, патер Ермолов, видя в нем старое ваше ко мне расположение. Будьте уверены всегда в моих к вам чувствах дружбы и уважения. Поздравляю вас с новым вашим назначением и с доверенностью, которую в сем случае оказал всемилостивейший Государь император к заслугам вашим. Признаюсь, что эта доверенность штука не из последних, и во времена оной сам бы Панероль и товарищи задумались, но тут как он не опасен, то думаю, что великие нынешнего века Кистепрене с большим удовольствием узнают о сем. Ибо по словам старой пословицы: «Que tout chemin conduit a Rome»[168]. Позже не сворачивали прогуляться в месте расположения всегда богатых армий сухим путем. О посольстве вашем совсем не удивляюся. Я вам сказывал всегда и повторял вам слова, что единственный Ермолов генерал на все, но, избави боже, отрыжка et connu, toutes les extremites se touchent[169], чтобы, no поводу путешествия вашего, не сделалось с нашей стороны всеобщей прогулки по частям чуждым. Шпанские мухи много перевели народу во Франции. Избави бог, чтобы Персия тоже бы не перевела много православных, может бы, не утопила нам наших. Впрочем, все зависит от миссионерства наследника общества Грубера[170]. У нас все смирно и, слава богу, хорошо дело идет вперед, но хлопот и работы много. Задних дверей у нас нет, и хотя вы и уверены, что я наследник Грубера, но в оправдание скажу вам, что для этого я слишком горяч, строг и откровенен. В доказательство чего прошу вас быть уверенным во всегдашнем моем к вам уважении и во всегдашней дружбе».

II

«Алексей Петрович!

На записку вашу, что Ермолов два года просит о переводе известного Граббе в гвардию, с тем чтоб он остался в команде начальника своего Дмитрия Дмитриевича, его высочество изволил обещать сделать. Дмитрий Дмитриевич обещал исполнить; великий князь и не такие делал милости; скажу вам, что я охотно бы исполнил ваше желание, но препятствие к тому состоит в тем, что если его представить перевести в старую гвардию, то Государь изволит потребовать: был ли он в походе и сражении, какие оказал отличия? Ибо без этого ныне не переводят, а он, как известно, не был; в молодую же гвардию его перевести никакой нет для него выгоды, потому что Дворянского полка офицеры наравне с оной пользуются одним чином против армии! Вот вам причины, в чем состоит остановка; но делать вам приятное есть для меня всегда большое удовольствие, и прошу вас верить в искреннем и совершенном моем к вам уважении и дружбе.

25 июня 1816 года»[171].

От А.П. Ермолова к хану Шекинскому

«Г-н генерал-майор хан Шекинский!