Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Главнокомандующий согласился, но не мог отменить занятие позиции для генерального сражения и приказал избрать место за городом на Смоленской дороге. Я осмотрел ее тогда уже, как войска вступали в назначенные им в оной места, и нашел, что она также лесистая, также трудные между войск сообщения, чрезвычайно обширная и гораздо большее число войск требующая. Два корпуса правого фланга 2-й и 4-й отрезаны от прочих войск глубоким весьма рвом, чрез который и без присутствия неприятеля едва можно было перевозить артиллерию. Если бы неприятель атаковал левый фланг (в чем он и не мог обмануться), имел он дня действия батарей высоты на продолжении линий и мог чрезвычайно затруднять отступление. Переменить же боевое войск устройство отнюдь было невозможно. Если же бы неприятель сделал нападение на правое крыло наше, подкрепить его чрезвычайно было затруднительно, а вскорости и совсем невозможно, разве без артиллерии.

С началом дня войска были уже устроены в позиции. Граф Пален составленным особенно авангардом… начал дело… отступил за реку Лучесу и искусно воспользовался крутыми ее берегами, защищая находящиеся в нескольких местах броды. Армия неприятельская, заняв все против лежащие горы, казалось, для того развернулась, чтобы каждому из воинов своих дать зрелище искусного сопротивления графа Палена, с силами несравненно меньшими сражающегося. Не с меньшим чувством удивления смотрела и наша армия, в начальниках действовало соревнование, каждый из воинов мнил открывать в себе новую и дотоле неизведанную силу.

Осмотрев обстоятельно невыгодное армии нашей расположение, неудобство по свойству места пользоваться успехом и в случае неудачи невозможность отступления, осмелился я предложить главнокомандующему об оставлении немедленно позиции. Предложение, всеконечно, дерзкое, решительность молодого человека; расчет, однако же, был с моей стороны, ибо лучше предпринять отступление с некоторым сомнением, совершить его беспрепятственно, нежели дать сражение, и, конечно, без всякого сомнения не иметь успеха, а может быть, не избежать и совершеннейшего разбития. В одном случае, по мнению моему, можно было решиться на сражение, если бы другая армия могла после остановить успехи торжествующего неприятеля и преодолеть его, потерею обессиленного. Мы были совсем в другом положении. Позади нас ближайшие войска в Калуге, малые числом, слабые составом. Они после прибыли к армии, и если единообразное одеяние ручается за способность воина, то генерал от инфантерии Милорадович прибыл из Калуги с войском!

Если бы дождались мы неприятеля в позиции, с некоторою основательностью заключить возможно, что неприятель не атаковал бы нас с фронта позиции, – но, оставя небольшую часть войск, дабы занимать нас, перешел бы реку Лучесу со всеми силами гораздо выше и, движением сим поставя себя в сношение с левым флангом корпуса Даву, в Орте и Дубровке расположенным, напал на нас по направлению от Бабинович, точно с самой слабейшей стороны позиции, о которой упомянул я выше. Неприятель по неудачном сражении имел тогда лучшую несравненно и прямейшую на Минск дорогу и тотчас усиливал себя всем корпусом маршала Даву, что опять предоставляло ему средства к действиям наступательным.

Сей день сделал я первый над собою опыт и удостоверился, что крайность лучшее побуждение к решительности и что самая трудность предприятия в глазах исчезает. Испытал также, что в подобных случаях надобны исполнители, тою же дерзостью руководимые и тем же пламенем оживленные. Нет время рассуждением, где одному действию место решит часто одна минута!

Главнокомандующий колебался согласиться на мое предложение, простительно было заняться некоторым размышлением о положении нашем, и оно требовало всего со стороны начальника внимания! Полковник Толь, вопреки мнению многих, утверждал, что позиция соединяет все выгоды, что должно дать сражение. Генерал-лейтенант Тучков видел необходимость отступления, но боялся помыслить об исполнении. Решительность не была его свойством. Он предлагал дождаться вечера и отступить ночью. Ему надобна была та же нерешительность и в неприятеле. Генерал-адъютант барон Корф был моего мнения, утверждать его не осмеливаясь. Я боялся и непреклонности главнокомандующего, боялся и его согласия. Наконец приказывает дать об отступлении повеление. Пал жребий и судьба из рук неприятеля похитила лавр победы!