Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

За вскрытие материалов для биографии Алексея Петровича современные писатели берутся уже не в первый раз, но она, как видно, еще жжется… Печаталось нечто и вроде его записок; появлялись и воспоминаньица и материалы; и Л.Н. Толстой не прошел Ермолова молчанием в «Войне и мире» и представил его даже со стороны не совсем привлекательной в его отношениях к Кутузову («старому человеку»), которому Ермолов посылал лист белой бумаги вместо донесения; пробовали даже выводить Ермолова и в романах под вымышленными именами. Так, еще при жизни Ермолова, в 1864 году, в одном из выходивших тогда романов Алексей Петрович, как все узнали (и чего ныне не отрицает и сам автор), Ермолов был изображен под именем «полного генерала Стрепетова», и там показаны некоторые его отношения к некоторым людям нового толка, а все-таки Алексея Петровича Ермолова в полном и ясно определенном образе все еще нет… «Беспримерный начальник и невозможнейший подчиненный» в нем уже кое-как намечены, но что именно делало этого человека таким и «хорошим, да неудобным», как о нем говорили, – это ждет талантливого разъяснителя, для которого к тому же еще остается и совершенно нетронутою целая долгая полоса жизни Ермолова, полоса, которую он называл своим «московским сиденьем» и гляденьем на «Иерихонского» и других лиц, смущавших своими громкими карьерами тишину его предсмертного заката.

Алексей Петрович Ермолов поистине характернейший представитель весьма замечательного и не скудно распространенного у нас типа умных, сильных, даровитых и ревностных, но по некоторым чертам «неудобных» русских людей, и разъяснение его личности в связи со всеми касательствами к нему среды, в отпор коей он принимал ту или другую позицию, должно составить вполне глубокую и благодарную задачу и для историка-биографа и для критика. Тому-то, кто сумеет судить о Ермолове правильно и беспристрастно, предстоит завидная доля сказать многое, очень многое «старым людям на послушание, а молодым на поучение».

Н.С. Лесков

Молодые годы

Не имея притязания писать биографию Алексея Петровича Ермолова, я намерен в предлагаемой статье представить обозрение его жизни собственными его словами, из записок, рассказов, писем от него и к нему, приказов, распоряжений и тому подобных источников, которые удалось мне собрать или записать. Смею надеяться, что читатели по этим подлинным документам составят себе довольно ясное понятие о знаменитом деятеле нашего времени, который под Витебском, Бородином и Кульмом и, наконец, в продолжение десятилетнего управления Кавказом стяжал себе бессмертную славу в летописях русской истории. Начало записано мною со слов самого Алексея Петровича, с присоединением нескольких обстоятельств, записанных г. Степановым[3]. Продолжение заимствовано из собственных записок Алексея Петровича, с присоединением рассказов Дениса Васильевича Давыдова, писем, напечатанных в «Чтениях Исторического общества», и некоторых отдельных замечаний, которые случилось мне слышать как от самого Алексея Петровича, так и от близких ему людей.

Для предварительного знакомства читателей с личностью Ермолова я предложу некоторые общие черты из его изображения, написанного знаменитым нашим партизаном-поэтом Д.В. Давыдовым: «Обнаружив с самого юного возраста замечательные способности, Ермолов приобрел впоследствии все качества отличного воина. Он представляет редкое сочетание высокого мужества и энергии с большою проницательностью, неутомимою деятельностью и непоколебимым бескорыстием; замечательный дар слова, гигантская память и неимоверное упрямство составляют также отличительные его свойства».

Д. Доу. Портрет П.И. Багратиона

Будучи одарен необыкновенною физическою силой и крепким здоровьем, при замечательном росте, Ермолов имеет голову, которая, будучи украшена седыми, в беспорядке лежащими волосами и вооружена небольшими, но проницательными и быстрыми глазами, невольно напоминает голову льва. Ермолов, будучи весьма смел со старшими, явно выказывал, подобно князю Багратиону, малое сочувствие свое к немецкой партии, во главе которой находились Барклай, Витгенштейн и многие другие.

Так, например, в начале Отечественной войны он отзывался следующим образом о штабе Барклая:

«Здесь все немцы, один русский, да и тот безродный»; в то время служил тут чиновник Безродный[4]. Одаренный характером твердым и самостоятельным, он был всегда замечателен по отменной приветливости и обходительности со своими подчиненными, сердцами которых он вполне владел. Находясь еще в чине полковника, его обращение относительно некоторых генералов было таково, что они говорили: «Когда-то его произведут в генералы? Он тогда, конечно, перестанет выказывать такое к нам пренебрежение».