В конце апреля М. С. Воронцов возвращается из Крыма в Одессу, в июне он совершает деловую поездку в Бессарабию, и затем в Белую Церковь и Мошны, где остается до середины июля. В это время он начинает получать известия изо всех областей Новороссии о низком урожае и больших трудностях с продовольствием. С целью принятия безотлагательных мер он выезжает сначала в Екатеринослав, где особенно требовалось его вмешательство для борьбы с голодом, затем следует в Крым, где в конце августа присутствует при закладке первых камней дамбы в Ялте — лучшем, по его словам, порте на Южном берегу Крыма.
2 сентября М.С. Воронцов отправляется из Керчи в плавание, надеясь в скором времени быть в Таганроге, но 8 сентября начинается страшная буря, которая продлилась 11 дней. Путешественники, запасы провизии которых были рассчитаны на несколько дней, вынуждены были бросить якорь и ждать прекращения бури. 18 сентября М.С. Воронцов прибывает в новый порт Бердянск (основание которого связано во многом с его именем). В воспоминаниях он сообщает[547]
, что, к своему удовольствию, на том месте, где в 1825 г. находилось всего лишь несколько лачуг, он увидел поселок и что в 1833 г. Бердянск все более приобретал вид города, имевшего уже в это время довольно большой экспорт зерна и семени льна. Из Бердянска М.С. Воронцов отправляется в Мариуполь и в Таганрог.В это время известия о голоде становились все более и более тревожными. М.С. Воронцов в воспоминаниях о событиях 1833 г. пишет, что, имея неограниченный кредит в одном из финансовых домов Одессы, он смог разослать везде, где это было необходимо, деньги для раздачи населению с целью покупки зерна.
Через Екатеринославскую губернию и Крым он возвращается в Одессу, куда прибыл 15 октября.
Еще до своего возвращения (из Одессы) М.С. Воронцов отправляет в Санкт-Петербург эстафету с рапортом о примененных им мерах против голода. Но, как он пишет в воспоминаниях, с эстафетой происходит несчастный случай, и до Петербурга она не доходит. Не зная, что его рапорт не получен, М.С. Воронцов не смог понять критики и обвинений в бездеятельности в свой адрес от высших властей.
По мнению М.С. Воронцова, если бы эстафета прибыла вовремя, то его рапорт служил бы лучшим доказательством того, что он не имел недостатка ни в рвении, ни в активности и, располагая денежными средствами, не опасался ответственности за их использование. М.С. Воронцов подчеркивает, что ему удалось сделать значительно больше в своих губерниях по сравнению с другими регионами.
В своих воспоминаниях М.С. Воронцов указывает[548]
, что в четырех губерниях новой России насчитывалось около 700 000 душ, лишенных всяческого продовольствия, однако он сумел организовать раздачу каждому нуждающемуся около пуда различного зерна в месяц, в результате люди не только были спасены от голодной смерти, но и многим хватило и для посева.М.С. Воронцов недолго оставался в Одессе после плавания по Азовскому морю, вскоре он вновь покидает город, следуя своему правилу лично и на месте решать важные проблемы; он отправляется в Екатеринославскую губернию, откуда возвращается в Одессу в конце ноября. Город за этот период, как отмечал М.С. Воронцов, превратился в своеобразный центр благотворительности края. В Одессе были открыты заведения для детей, потерявших родителей, налажена бесплатная раздача необходимого для пострадавших. На это ушел весь остаток 1833 г., и вначале 1834 г. ситуация, по словам М.С. Воронцова, значительно улучшилась.
В записках Ф.И. Тимирязева, отец которого был послан Императором в Малороссию для борьбы с голодом, содержатся сведения о мерах по устранению последствий засухи 1833 г. и последовавшего затем голода, здесь же дается оценка в Петербурге действиям М.С. Воронцова. Так, в частности, Ф.И. Тимирязев пишет, что «князь Воронцов (в то время еще граф) обнаруживал неусыпную деятельность, чтобы предотвратить по возможности надвигающееся бедствие, и во вверенном ему Новороссийском крае не только подготовлял и закупал в Одессе значительные запасы хлеба на правительственные суммы, но оказывал им щедрую помощь из своих собственных богатых средств. Меры, им применявшиеся, были известны в Петербурге, и все с особенным уважением и одобрением отзывались о дальновидности и бдительности государственного человека и щедрого вельможи»[549]
.