Генерал-фельдмаршалы в истории России

Кроме того, удалось решить важнейшую техническую задачу – значительно снизить вес орудий, что прямо сказывалось на тактике применения артиллерии. Если 12-фунтовая пушка 1734 г. имела вес ствола 112 пудов и перевозилась пятнадцатью лошадьми, то полупудовый единорог 1760 г., предназначавшийся для замены, имел ствол весом 30 пудов и перевозился пятью лошадьми [171] . Не случайно благодаря своим преимуществам единороги находились на вооружении в русской армии свыше 100 лет.

М.В. Ломоносов так отозвался на успехи отечественной артиллерии в Семилетней войне:

Итак, что вымыслом один изобретает,

С разумной храбростью другой употребляет,

Похвальны обоих в сем подвиге труды

Нам мира принесут желанные плоды.

<…>

С Елизаветой Бог и храбрость генералов,

Российска грудь, твои орудия, Шувалов.

Генерал-фельдцейхмейстер совершенствовал и организацию артиллерии. Полковая артиллерия была численно удвоена, а полевая сведена в два полка. Общая численность артиллерии действующей армии составила около 800 орудий.

Но в этой области Шувалов допустил и серьезный промах. Пользуясь ситуацией, при которой «своя рука – владыка», он для военных действий во время Семилетней войны сформировал особый Обсервационный корпус, насчитывавший 11 тысяч человек. По его замыслу, артиллерия должна была во время боя прикрывать пехоту и тем самым оказывать решающее воздействие на исход сражения. Генерал-фельдцейхмейстер командовал корпусом, не покидая Петербурга, и каждый главнокомандующий должен был сноситься с всесильным тогда Шуваловым лично. «Корпус этот сборного состава, громоздкий и тяжеловесный на походе, неповоротливый в бою (несмотря на то, что число орудий в полках было убавлено наполовину – с 36 на 18), не имевший ни сколько-нибудь продуманной организации, ни полковых традиций – не выдержал боевого испытания, – писал военный историк, – он был наголову разгромлен под Цорндорфом…» [172] .

Не все ладно было в деятельности графа Шувалова и как члена Конференции при высочайшем дворе. Наравне с другими сановниками, входившими в состав Конференции, он несет ответственность за то, что этот высший орган военного руководства не только не развивал, но тормозил инициативу главнокомандующих действующей армией, мелочно опекал их, что отрицательно сказывалось на ходе боевых действий ( см. очерки о С.Ф. Апраксине и А.Б. Бутурлине ).

В конце царствования Елизаветы Шувалов из-за тяжелой болезни совершенно устранился от дел. Поговаривали, что наследник престола великий князь Петр Федорович не расположен к нему, однако, злые языки жестоко просчитались. В первые же дни своего царствования Петр III произвел Шувалова в генерал-фельдмаршалы.

Произошло это 28 декабря 1761 г., а уже 4 января следующего года болезнь свела Петра Ивановича в могилу. С подобающими почестями фельдмаршал был погребен в Александро-Невской лавре.

У современников он оставил неоднозначное впечатление. Не без основания отмечали, что «полезные стороны деятельности Шувалова остаются в тени по вине его отрицательных качеств. Ему много вредило его стремление все захватить в свои руки, его необыкновенные самоуверенность, властолюбие и сребролюбие. Заботясь о народном благе, он не забывал и себя; стараясь о соблюдении повсюду правосудия, первый нарушал законы» [173] .

Рассказывали, что, заискивая перед фаворитом императрицы Алексеем Разумовским, Шувалов терпеливо сносил его побои. Но, как любому выскочке, стоило ему покинуть апартаменты государыни, он становился грубым, властным, нетерпимым, злопамятным. Он никак не мог утолить жажду к богатству и почестям. Современник писал, что Петр Иванович «вместо того, чтобы скромно умерять блеск своего счастья, возбуждает зависть азиатской роскошью в дому и своем образе жизни: он всегда покрыт бриллиантами как Могол и окружен свитой из конюхов, адъютантов и ординарцев» [174] .

Не судя и не оправдывая нашего героя, спросим себя: только ли во времена Елизаветы были такие люди при высочайшем дворе?

Граф Иван Карпович Эльмпт (1725–1802)

Мало кто из павловских служак решился бы без особого почтения отозваться о входившем в силу А.А. Аракчееве. Не таков оказался И.К. Эльмпт. Однажды ему стало известно о том, что прибывший в соседнюю дивизию инспектор – а им был как раз Аракчеев – подверг аресту полковника, георгиевского кавалера.

«Осмелился бы у меня инспектор поступить таким образом, – горячо отреагировал Эльмпт. – Я велел бы ему связать руки и ноги и отправил бы его прямо в Гатчину» [175] . Поскольку при разговоре присутствовал один из генерал-адъютантов, то его содержание стало известно при дворе. Там знали, что фельдмаршал невоздержан на язык, но чтобы до такой степени? Так или иначе, в январе 1798 г. граф под предлогом преклонного возраста был уволен в отставку.