Генерал-фельдмаршалы в истории России

А то, что затем произошло, не укладывалось ни в какие прежние представления имама о многолетнем противнике. Завидев ожидавшего его Барятинского, Шамиль готов был услышать в ответ на предыдущий отказ от капитуляции: «А что, донгуз (свинья), где твоя шашка, которую ты предлагал мне взять самому?» – и тут же заколоть себя, тем избегая позора. Но к великому изумлению ему были оказаны почести, подобающие главе государства, пусть и побежденного. А с Барятинским его потом надолго связала личная дружба.

О завершении войны наместник на Кавказе объявил лаконичным приказом 22 августа 1859 г.: «Воины Кавказа! В день моего приезда в край я призывал вас к стяжанию великой славы Государю, и вы исполнили надежду мою… Шамиль взят – поздравляю Кавказскую армию» [16] .

Александр II по достоинству наградил полководца: к ордену Св. Георгия 2-й степени за успехи в Дагестане добавились орден Св. Андрея Первозванного за Гуниб, назначение шефом Кабардинского полка и, наконец, производство в генерал-фельдмаршалы. Войска встретили эту новость ликованием, не без оснований считая ее «наградой всему Кавказу».

За тот короткий срок, в течение которого расстроенное здоровье еще позволило Барятинскому заниматься военно-административными и хозяйственными преобразованиями края, им было сделано немало. Из бывших Черноморского и Линейного казачьих войск были образованы Кубанское и Терское войска, сформированы Дагестанский конно-иррегулярный полк и Дагестанская постоянная милиция. На Кубани заложен ряд новых укреплений и станиц, открыты Сухумская и Константиновская морские станции, учреждены военные училища. На карте империи появилась Бакинская губерния.

Планов строилось еще больше, но уже в 1862 г. Барятинский вынужден был просить государя об отставке по болезни. Сохранив за собой членство в Государственном совете, Александр Иванович жил потом у себя в имении в Варшавской губернии и оставался как бы в тени. Появляться на людях заставляла его только очередная опасность для России извне.

Так, накануне русско-турецкой войны 1877–1878 гг. возникла мысль о назначении его главнокомандующим. Она, правда, не была реализована. Но с окончанием войны, будучи недовольным решениями Берлинского конгресса, унижавшими Россию, фельдмаршал уже сам предложил свои услуги в предвидении возможных международных осложнений. С его участием в Петербурге даже обсуждался план предполагаемых военных действий.

Нельзя умолчать еще об одной странице в биографии князя. Когда в 60-е годы под руководством военного министра Д.А. Милютина, его бывшего подчиненного, развернулись военные реформы, Александр Иванович выступил резким противником ( см. очерк о Д.А. Милютине ). Военачальники разошлись во взглядах на пути реформирования: А.И. Барятинский считал наиболее подходящим прусский вариант, при котором руководство армии формально принадлежало императору, а фактически – начальнику Генштаба. Однако национальная традиция, испытанная десятилетиями, ратовала за концентрацию всей полноты управления военной организацией государства в руках военного министра. И последующая история подтвердила правоту Милютина.

Земной путь Барятинского пресекся в марте 1879 г. Три дня по указу императора российская армия носила траур по своему фельдмаршалу «в ознаменование памяти к доблестным заслугам его престолу и отечеству». 80-му пехотному Кабардинскому полку было дано имя князя Барятинского, и сам Александр II принял на себя звание шефа полка.

При всей скромности и величии души наш герой вовсе не был склонен приуменьшать свою роль в истории. Когда 25 августа 1859 г. закончился штурм Гуниба, и на склоне горы показался спускающийся к своим победителям Шамиль, Барятинский, как вспоминал Милютин, сказал ему: «Знаете ли, Дмитрий Алексеевич, о чем думал я теперь? Я вообразил себе, как со временем, лет чрез 50, чрез 100, будет представляться то, что произошло сегодня; какой это богатый сюжет для исторического романа, для драмы, даже для оперы! Нас всех выведут на сцену, в блестящих костюмах; я буду, конечно, главным героем пьесы, – первый тенор, в латах, в золотой каске с красным плюмажем; вы будете моим наперсником, вторым тенором; Шамиль – basso profundo (глубокий бас. – Ю.Р .)…» [17] . Сказано вроде бы в шутку, но, представляется, в этих словах был затаен большой смысл.