Генерал-фельдмаршалы в истории России

В.С. Лопатиным высказана заслуживающая серьезного внимания мысль о том, что за конфликтом двух военачальников стояла большая политика. Николай Васильевич был самым видным представителем партии наследника престола Павла Петровича. Активную связь поддерживал он с берлинскими масонами (недаром в своем кругу Потемкин называл его «маленьким доктором Мартином»).

В связи с этим спешность князя Репнина диктовалась стремлением не только побыстрее завершить войну, но и до возвращения на юг Потемкина приобрести лавры миротворца. Это был бы большой выигрыш и для его личной карьеры, и для успеха партии наследника престола. И — одновременно — проигрыш для Екатерины, что Потемкин понимал лучше многих других.

Что касается зависти к успехам других, то — из песни слова не выбросишь — она была скорее знакома самому Репнину. Так, став командующим войсками в Польше, в 1794 г. он всячески препятствовал назначению А.В. Суворова руководителем борьбы с польскими повстанцами. Причина: он боялся — и не без основания, — что покоритель Измаила прирастит здесь свою ратную славу.

До Суворова дошли слова, сказанные Репниным Потемкину в феврале 1771 г., когда Григорий Александрович отъезжал в Петербург и решал, на кого оставить армию: «Оставляете Суворова: поведет армию в Царьград или сгубит! Вы увидите». Тогда Потемкин предпочел не только послушать Репнина, но и оставить за себя его, а не будущего генералиссимуса, о чем позднее, как пить дать, пожалел.

По обоснованному мнению Александра Васильевича, Репнин и после кончины Потемкина своими интригами оттер его от командования армией на юге, которая была передана под начало генерал-аншефа М.В. Каховского.

«Крайне берегись Репнина, — наставлял Суворов одного из своих корреспондентов Д.И. Хвостова еще в феврале 1792 г. — Для Репнина должно быть в бессменном карауле… Только я ему истинное противостояние». А в письме от 1 июня того же года развивал характеристику «гугнивого фагота» (так Александр Васильевич презрительно называл Репнина за его гнусавый голос): «Никто как сей последний, как я по страсти первым солдатом, не хочет быть первым министром. И ни у кого так на то талант всех: 1. стравить, 2. порицать, 3. унизить и стоптать. Тверд и долготерпив, не оставит плана до кончины, низок и высок в свое время, но отвратительно повелителен и без малейшей приятности»[132].

Может, в Суворове говорила та же ревность? Может, он преувеличивал степень влияния своего недруга при дворе? Факты показывают, что нет, не преувеличивал. Как пишет В.С. Лопатин, «сама императрица опасалась Репнина — ведущей фигуры партии наследника престола. Она помнила заговор 1776 г. и не забывала об участии в нем Репнина — племянника братьев Паниных». Тогда группа аристократов во главе с братьями Н.П. и П.И. Паниными составила заговор с целью возвести на престол Павла, свергнув Екатерину II. План заговорщиков рассыпался из-за того, что императрице стало своевременно известно о нем. Опорой в сохранении ею власти, в первую очередь, стал Г.А. Потемкин, которого на посту фактического главы Военной коллегии Никита Панин планировал заменить на своего племянника Репнина. Спешно вызванный в Петербург, Николай Васильевич принужден был вернуться в Смоленск, где он был генерал-губернатором.

Но не только дела давно минувших дней, а и свежие события заставляли императрицу держать ухо востро. Осенью 1790 г. в обстановке острейшего политического кризиса, спровоцированного берлинским двором, в политике которого ведущую роль играли масоны, Екатерина обратила пристальное внимание на московский кружок масонов. Московские розенкрейцеры, руководимые Н.И. Новиковым (которого, к слову, советская историография рисовала лишь как просветителя, гонимого правящим режимом), были тесно связаны с берлинскими братьями, с наследником престола и тем самым своими действиями угрожали стабильности екатерининского режима.

Из доклада генерал-прокурора А.Н. Самойлова императрица узнала о принятии в масонский орден «князя Николая Репнина, полного генерала Российской службы», как он сам отрекомендовался в прошении «предстоятелям сего Ордена» (документ сохранился). Это свидетельствовало о влиятельности масонской сети в России, что заставило Екатерину начать следствие. Без достаточных улик она не могла тронуть влиятельных закулисных столпов московских розенкрейцеров, вроде Репнина, это означало бы публичное признание существования сильной оппозиции. Политически это было невыгодно, поэтому аресту подвергся лишь Новиков. С более сановными масонами поступили либеральнее: кто-то покинул Москву и перебрался до лучших времен в собственные деревни, а Н.В. Репнин получил пост эстляндского и лифляндского генерал-губернатора. На этом посту князь встретил кончину Екатерины.

При Павле I вначале он был в фаворе, получив в ноябре 1796 г. чин генерал-фельдмаршала, но затем неожиданно впал в немилость. Опалу сносил, удалившись в Москву. А узнав о насильственном устранении императора с трона, с негодованием отозвался о перевороте.