Прибегаю в расположение части, там боевая тревога, технику строят в колонны, расстановка маршрутов. Помню, страшный гололед был. Хорошо, что мы готовились к сборам и основательно подготовили механиков. Ребята были вымуштрованы великолепно, но все равно боевые машины скользили, как коровы на льду. Доехали до станции, подогнали эшелон, и мы начали грузиться, закреплять на платформах технику. Выяснилось: проволоки нет, деревяшек нет. Проволоку и колодки нашли живущие рядом железнодорожники. По ходу вспоминаем, где какая железная ограда с проволокой. Кто гвозди тащит из дому, кто моток проволоки, один бревно приволок. Соорудили распорки, под колеса подогнали клинья. Все сделали быстро. Рано утром эшелон, наконец, отправился. Куда? Никто ничего не говорил, маршруты объявлены не были.
Мы начали догадываться, но помалкивали. Хотелось бы сейчас, для красного словца, описать свои тогдашние ощущения какой-нибудь героической фразой вроде: «В тот момент меня не покидало ощущение, что в эти минуты совершается то, к чему я готовился всю жизнь!» Но нет, ничего этого не было. Мы столько раз ходили научения, что для нас происходившее в этот момент скорее можно было описать так: «Учения и учения. Сели и поехали». И никаких там возвышенных мыслей.
Прибыли на аэродром под Могилевом, там уже стояли военно-транспортные самолеты.
Более трех суток ждали команды на аэродроме. Жили в спортзале. Люди мы военные, тем более десантники, к неудобствам приспособленные, сразу развернули полевую кухню, так что горячим питанием солдаты были обеспечены. Оборудовали места для боевой учебы и отдыха. Днем и ночью пошли занятия, обед по распорядку, отбой, все как положено. Трое суток мы довольно организованно жили, даже концерты устраивали с песнями и спортивными номерами. Собирался народ со всего города.