Генерал и его армия

...Ватутин дал ему лишних два часа. Позвонив из Ольховатки, он ни о чем не спросил, он сказал:

- Поговорил я тут со Ставкой. Они согласились с моей оценкой, что поработал ты хорошо и сделал много, но - перенапрягся, нуждаешься отдохнуть в санатории, побыть с семьей. Так, недельки три. В общем, особенно мучить тебя не будут, только доложишься по приезде.

"Значит, и расспрашивать не будут", - подумал Кобрисов.

- Спасибо за вашу заботу, Николай Федорович.

- Да уж как водится...

- А не может того быть, что вдруг меня Верховный вызвать захочет?

Ватутин подумал секунду. .

- Не исключается.

- Да нет, это я на всякий случай. Чтоб знать, что говорить.

- Скажешь, как есть.

"Провентилировали они свою "логичную" идею", - подумал Кобрисов. И спросил, что оставалось ему спросить:

- Кому передать армию?

Не унять было дрожи в руке, державшей трубку, и, казалось, Ватутин это слышит.

- Твой начальник штаба за тебя остается пока. Вопрос о командующем еще не поднимался официально.

- Ну, что ж... Я главное дело сделал. В двенадцати километрах нахожусь...

- Их еще пройти надо, Фотий Иваныч.

- Ну, это уж совсем кретином надо быть - не пройти. Главное все-таки сделано. А там - кто бы ни был. Хоть бы и Терещенко. Для хорошего человека не жалко.

Ватутин промолчал.

- А знаете, Николай Федорович, - сказал Кобрисов, - все равно я буду считать - я взял Предславль!

- Я тоже так буду считать, - сказал Ватутин. - Да если б все от меня зависело... Но это, наверно, не мужской разговор.

- Пожалуй.

- Когда намерен отбыть?

Для генерала не существует "через неделю", не существует и "завтра".

- Сегодня, - ответил Кобрисов.

- Мой "Дуглас" могу предложить, Галаган тебя свезет.

- Спасибо еще раз, но боюсь я.

- Чего боишься?

- Высоты боюсь. А еще больше - Галагана. Он меня как-то по-дружески на бомбовозе прокатил, так руки тряслись неделю. Я уж как-нибудь на своем Сером.

- Во всем ты упрямый, не переделаешь тебя. Попрощаться заедешь?

- Ну, если прикажете...

- Какой тут приказ?

- Тогда не заеду. Крюк большой...

- Как знаешь. До свиданья, что ж...

- Счастливо оставаться.

В четыре часа пополудни тяжко нагруженный "виллис" достиг Днепра и стал спускаться к переправе. Так вышло, что генерал Кобрисов только сейчас впервые увидел ее - изогнувшуюся дугою, громыхающую на зыбях цепь ржавых понтонов, с дощатым настилом и леерами на стойках. С обеих сторон ее стояли по две зенитки, с ухоженными орудийными двориками; вдоль и поперек медленно бороздили реку бронекатера с задранными к небу орудиями и счетверенными пулеметами; в рваных темных клочьях облаков барражировали* истребители Галагана. Переправа выглядела прочно обжитой, а ему-то, Кобрисову, всякий прибывавший к нему на плацдарм казался героем! С сильно бьющимся сердцем смотрел он, хотел узнать - не здесь он сам переплывал полтора месяца назад, стоя на палубе танкового парома, так громко называвшейся дырявой самоходной баржи с помятыми бортами и деревянной, в щепу искрошенной рубкой, среди всплесков пуль, воя налетевших "юнкерсов", ржанья коней, стонов раненых. Не тот был теперь Днепр, по-другому оживленный, по-другому шумный. Истинно, не войдешь в одну реку дважды.

* Барражирование - дежурство самолета в воздухе. При этом он летает над охраняемым объектом по замкнутому маршруту - кругу, квадрату и т. п.

Регулировщик - с полосатым жезлом, с белыми ремнем и портупеей - четко поприветствовал генерала, затем подошел к фанерной будке без двери, где стоял на полочке телефон с зуммером.

- Шура! - кричал он в трубку. - Задержи там, пока генерал проедет!

- Все чином, - сказал восхищенный Сиротин и мягко вкатил машину на податливую шаткую аппарель.

Они проехали середину реки, когда к левому берегу подошла колонна танков, автоцистерн и конных повозок. Тамошний регулировщик ее задержал жезлом - на узком понтоне "виллису" с танком было б не разминуться. Сколько было танков, генерал отсюда не мог определить, хвоста колонны не было видно. Может быть, это и были те сто машин из "батькиной" заначки, которых не хватило генералу Кобрисову, чтоб ехать ему сейчас триумфатором по главному проспекту Предславля. Имя это - "Предславль" - опять зазвенело в нем, но как надтреснутая труба, слышались предчувствие, предвестие славы, но и предсмертный крик воина, падающего с городской стены вместе со штурмовой лестницей. Кобрисов не знал, что то было начало грандиозной операции под кодовым названием "Туман" - отчасти предвиденной им рокировки войск с южного плацдарма на северный. Им предстояло втайне покинуть рубежи на Правобережье и переправиться обратно на берег левый, затем передвинуться на сто Шестьдесят километров к северу, минуя траверз Предславля, и вновь переправиться и тогда уже двинуться на юг - тем коридором, который пробила армия Кобрисова.