Генерал и его армия

"Если бы так!" - подумал Кобрисов. Потому что больше ценили Терещенко, который всегда "замахивался по-крупному", как говорилось всем в назидание, который поспешил взять Харьков, чтобы вскоре же его отдать - не возвратив, разумеется, награды, полученной за взятие. Кобрисову же

доставалось брать Обоянь или Сумы, те малые городки, которые никого особенно не обрадуют, не слишком прогремят в приказе Верховного, но о которых никто не услышит, что пришлось их оставить. Он был из "негромких командармов", кого мог отметить лишь проницательный глаз, умеющий читать скупые строчки: войскам генерала N "удалось продвинуться на 12 км... Удалось закрепиться..."

- При случае - возьму, - сказал Кобрисов, никак не намереваясь этого делать.

- Хорошо, Фотий Иваныч. Думай сам, по обстоятельствам. Я почему спросил - как бы не пришлось тебе слишком потратиться на этот Мырятин. Мы же главным делом о Предславле думаем - ну, и на твои силы тоже рассчитываем.

- Останется моих сил достаточно. Да я вот свою артиллерию - тяжелую, гаубичную - на этом берегу оставляю. Будет из-за Днепра дуэль вести через наши головы.

- Ты уже себя за Днепром чувствуешь? - усмехнулся Ватутин.

- Честно скажу вам, Николай Федорович, - как бы приоткрыл свои карты Кобрисов, - я на ваше разрешение уже так настроился, что мой седьмой кавкорпус уже на подходе к переправе. И сам я одной ногой там, хоть через час отбуду...

- А если б я не разрешил?

-- А почему б вы не разрешили?

Ватутин помолчал и спросил:

- Ладно. А как насчет танков?

Вот для этого-то вопроса - о танках, о шестидесяти четырех возлюбленных его "коробочках", "примусах", "керосинках", "тарахтелках", - и готовился весь разговор, и ответ на него был приготовлен - с долгим тягостным вдохом:

- Эхе-хе, танки... Я так думаю, они вам на Сибеже больше понадобятся.

- Что-то слишком ты добрый. Неужели от души оторвешь для Терещенки?

- Да ведь все равно отберете, - сказал Кобрисов безнадежно.

- Пока не отбираем...

- Отберете, наперед знаю. Я ведь для некоторых - копилка резервов. Как что, так: "Дай, Кобрисов, твоих таночков на недельку. Что там у тебя еще хорошенького есть?.."

- Возможно, что так оно и будет, - перебил Ватутин. - Но пока, я считаю, танков у Терещенко достаточно.

- Живут же люди! Танков у них достаточно! Николай Федорович, чего и когда на войне хватает? Только того, что применить нельзя.

На этот выпад - против Терещенко и всех, кто его поддерживал, - Ватутин отвечать не стал. Вместе с тем Кобрисов так настойчиво и с такой безнадежной печалью прямо-таки навязывал свои танки, которые на Сибеже применить нельзя, что уже невозможно было не отказаться от них наотрез:

- Я сказал: пока что они твои.

- Посоветуете их тоже переправить? - спросил Кобрисов с невинной ноткой готовности.

- Фотий Иваныч, ты мне только что про этот Мырятин сказал, и уже тебе советы подавай. Завтра обратись. Я подумаю. Может, еще какие соображения появятся. Желаю тебе успеха.

Легким раздражением в голосе он давал понять, что испрашивать советов это уже лишнее. Не надо переигрывать. И не надо забывать: от подчиненного всегда предпочитают услышать готовое решение. Стало быть, главное указание, которого и добивался Кобрисов, он получил: не надоедать начальству. А что станет говорить начальство на следующий день, когда все произойдет по его раскладке, это он мог легко себе представить. И, зная хоть в малой степени участников разговора, был он не так уж далек от истины...

...В глубоком, под семью накатами бревен, штабном блиндаже на Сибежском плацдарме прогудел зуммер, и оперативный дежурный по штабу фронта доложил, что подвижные соединения 38-й армии генерал-лейтенанта Кобрисова производят скрытую рокировку в направлении - Мырятин. Сам командующий также отбыл к месту будущей дислокации. Три славнейших полководца - маршал Жуков, генерал армии Ватутин, генерал-полковник Терещенко - при этом известии подняли головы от карты.

- Чего это он? - спросил Терещенко. - Неужто плацдарм задумал взять?

- Просил разрешения, - сказал Ватутин. - Обосновал убедительно, я отказать не счел нужным.

- Но это же несерьезно, Николай Федорович! Да его же там за тридцать верст видно, как на ладони. Его же оттуда веником сметут. Обычная Фотиева дурь!

Однако Жуков, поглаживавший в раздумье свой массивный подбородок, вдруг быстро притянул карту за угол к себе и впился в нее цепким всеобнимающим взглядом.

- Не скажи, Денис Трофимыч, - возразил он, усмехаясь.- На войне многие большие дела начинаются несерьезно.

- А танки? - спохватился Терещенко. - Тоже он их на плацдарм перетащит? Зачем они ему - на голых-то кручах? Они нам тут нужнее.