Генерал Империи (СИ)

Поколебавшись несколько секунд, Меншиков сделал несколько шагов и решительно подхватил на руки старшего в двойне.

— Спасибо, — нежно улыбнувшись и поцеловав его в щеку, сказала Татьяна. Подхватила Павла и последовала за супругом.

Вышли на Красное крыльцо и остановились.

Перед ними была толпа человек более чем в тысячу человек. Пару сотен – солдат и офицеров корпуса. Остальные – уважаемые люди в небедной одежде. В отличие от Учредительного собрания 1917 года этот Земский собор практически не имел в своем составе левых. Обостренное противостояние Керенского со своими вчерашними союзниками привело к блокированию им таких кандидатур. Он находил способ отказывать им в регистрации или разворачивал по другим причинам. Главное – не пускал. Поэтому созыв получился либерально-буржуазный с некоторым налетом аристократии. А потому крайне испуганный действиями восставших в Петрограде.

Впереди с какими-то подносами, накрытыми тряпицами стояли самые именитые из делегатов съезда. Среди прочих был и Гучков. Ярый и деятельный бонапартист, он выброшен из Временного правительства Керенским через неделю. Потому, видимо, и выжил. Ибо восставшие не постеснялись и расстреляли всех, кого смогли поймать из числа Временного правительства. Гучков же, как лицо пострадавшее от козней Керенского, отделался легким испугом.

— Максим Иванович, — произнес Александр Иванович, выступив в перед, — в этот грозный для всей России час мы пришли к вам, чтобы просить о великой милости.

— О милости? О какой? — напрягся Максим.

— Земский собор постановил, что мужской род императора пресекся, а женщины от семени его либо погибли, либо выйдя замуж перешли в другой род. Великие же князья, претендующие на престол, запятнали себя изменой и предательством, а потому недостойны столь великой чести. Посему, памятуя о славных делах Смуты Великой, мы просим вас, Максим Иванович, стать защитником нашего Отечества.

Произнес и махнул рукой. Стоящие рядом люди несколько неуклюже сдернули тряпицы, скрывающие принесенные ими вещи, явив Меншикову императорские регалии.

— Примите их, Максим Иванович, и спасите Отечество наше!

Раз. И он опустился на одно колено, приклонив голову.

Два. И ему последовали все остальные делегаты.

Три. И чуть замешкавшись от удивления, им последовали и солдаты с офицерами корпуса.

Максим уставился на Большую императорскую корону и медленно перевел взгляд на супругу, которая улыбалась. Знала! Знала, зараза! Вон какие огоньки в глазах.

— Мой император, — тихо прошептала она и подмигнула.

Меншиков спустил с рук на ступеньки Петра, передав его материнской заботе и прошел вперед. На одном из подносов лежал скипетр. Он взял его, прислушиваясь к своим ощущениям.

Та тяжесть, которая Максима последние дни придавливала к земле и дезориентировала, резко усилилась и с мерзким треском сорвала какие-то «водонепроницаемые переборки» в его голове. Раз. И «клиренс» его «кукушки» резко увеличился, а вся та тяжесть стала восприниматься как нечто приятное… желанное… то, чего ему не хватало все эти годы. Впрочем, этот удар не остался незамеченным – наш герой покачнулся и отступил на полшага, но только сильнее сжал скипетр и взгляд его сверкнул, обретая былую уверенность.

Требовалось что-то сказать этим людям… немедленно… прямо сейчас…

— Империя… — громко произнес он, внезапно охрипшим голосом, — трещит по швам. Она разрывается противоречиями. Она нуждается в обновлении, — сказал и сделал паузу, наблюдая за реакцией окружающих. — Все традиции и обычаи, что устарели и мешают укреплению и развитию империи надлежит без жалости отбрасывать, заменяя новым, свежим, живым. А все знания, что могут пригодится на благо империи, должны применяться, без оглядки и оговорки. Кто бы их ни придумал, где бы их ни изобрели. Главное – польза империи.

Вновь пауза. И тишина. Люди слушали.

— Но это будет невозможно, если мы не станем стараться услышать людей, пусть даже и самых простых. Это будет невозможно, если каждый из нас не будет стараться посвятить себя делу укрепления империи, проявляя личную предприимчивость и инициативу. Каждый. От обычного крестьянина до императора. Без поблажек. Без оговорок. Империя не живет сама по себе. Империя – это общее дело для каждого из нас. Наш общий дом. И в стенах этого дома все равны перед императором, невзирая на происхождение, пол, народность и веру. Ибо империя превыше всего! Империя! Да здравствует империя! Настоящая империя! Империум человечества!

Эпилог

1916 год, 15 ноября, Париж

Раймон Пуанкаре стоял у большой карты мира и внимательно в нее всматривался. Вдумчиво так. С неподдельным интересом. На эту карту уже нанесли свежие границы, согласно договоренностям Константинопольской мирной конференции. И именно с видом на эту карту уже который день проходили нервные встречи англичан, немцев и итальянцев с французами. Злило Георга это чрезвычайно. Но что поделать? Пока другой конфигурации не было. Сейчас же в этом помещении не было и Георга, как и представителя возрожденной Римской империи.