Генерал Карбышев

В это же время и Николай Леонтьевич Белоруцкий, о котором читатели уже знают — он был вместе с Карбышевым в Хаммельбурге и Флоссенбюрге, — разыскал генерала и сумел с ним повидаться.

«Дмитрий Михайлович, измученный и больной, лежал в блоке № 11 на нижней полке трехъярусных нар. Сверху на него сыпалась из матрацев древесная стружка. В душном, переполненном до отказа узниками помещении стоял полумрак, и находившихся в блоке людей трудно было разглядеть. Но Дмитрий Михайлович первый заметил меня и, обрадованный, громко окликнул:

— Леонтьевич, это вы?

— Да, я, Дмитрий Михайлович!

После взаимных приветствий и расспросов Карбышев рассказал о Майданеке, тяжелой эвакуации в Освенцим и Биркенау. Коснулись и последних военных событий на фронте. Карбышев сразу оживился, с радостью говорил о том, как гонят фашистских захватчиков, выметают за пределы нашей Родины, как успешно наступает Красная Армия в Белоруссии и Прибалтике.

Перед тем как попрощаться, Дмитрий Михайлович сказал:

— Сердце мое не нарадуется. Успехи нашей армии действуют на меня лучше целительного бальзама. Как узнаю очередную сводку — чувствую прилив сил и энергии. Держусь одним желанием, одной мечтой — дожить до радостного дня полной победы над фашистами.

В барак вошел блоковой, поляк по национальности. Карбышев, встревоженный, быстро поднялся с нар, надел на голову арестантский берет, а поверх полосатой куртки такой же „мантель“ — подобие пальто, и вышел вместе со мной из барака во двор. Было заметно, что Дмитрий Михайлович чем-то расстроен. Я спросил, в чем дело, он ответил:

— Этот блоковой, в отличие от других польских заключенных, убежденный фашист-пилсудчик. Ненавидит русских. А так как в блоке других русских нет, то всю свою злобу он вымещает на мне… Да стоит ли уделять ему внимание…».

В другой раз Карбышев засыпал Белоруцкого вопросами о концлагере Освенцим — Биркенау. Сколько в нем заключенных, сколько среди них советских людей и кто они. Интересовался работой подполья, из кого оно состоит. Полюбопытствовал даже, люди каких национальностей преобладают, каковы их взаимоотношения.

Когда Карбышев узнал, что в лагере и его филиалах более 200 тысяч мужчин и около 100 тысяч женщин, среди которых большинство политические заключенные, он воскликнул:

— Так ведь это силища! Ее бы собрать в кулак и ударить по насильникам!

Чувствовалось, что ему хотелось самому поскорее включиться в борьбу.

Для наглядности Белоруцкий начертил Дмитрию Михайловичу на песке примерный план концлагеря, с его полями, блоками, газокамерами, крематориями, виселицами. Упомянул рабочие команды заключенных: «Канаду» и «Мексику». Дмитрий Михайлович спросил:

— Почему американские названия?

— Так условно назвали их фашисты, чтобы не вызвать излишней подозрительности у своих жертв…

1944 год был самым тяжелым для узников Освенцима. Ежедневно из разных стран Европы прибывали транспорты с заключенными. Тысячами отправляли их в газокамеры. Особенно зверствовали эсэсовцы с апреля до сентября. Как раз в эти месяцы в лагере находился Карбышев. Бывали дни, когда в крематориях и на кострах сжигали в сутки до 15 тысяч человек. Крематорий дымил, и костры во рвах горели днем и ночью.

Вот «исповедь» самого коменданта лагеря, эсэсовского палача Рудольфа Гесса:

«…Я был начальником лагеря Освенцим с 1 мая 1940 года по 1 декабря 1943 года. Я думаю, что по крайней мере два с половиной миллиона жертв было там истреблено путем отравления в газовых камерах и сожжения и по меньшей мере еще полмиллиона человек погибло от голода и болезней. Таким образом, общая цифра погибших достигает приблизительно трех миллионов человек, т. е. 70 или 80 процентов всех лиц, направленных в Освенцим в качестве заключенных. Остальные заключенные попали в число отобранных для использования на принудительных работах… Среди казненных и сожженных лиц было приблизительно двадцать тысяч русских военнопленных, которые были изъяты гестапо из лагерей для военнопленных.

Массовое истребление заключенных путем отравления газом началось в конце 1941 года и продолжалось до осени 1944 года.

В июне 1941 года мне было приказано позаботиться об оборудовании для истребления заключенных в Освенциме.

Я поехал в лагерь Треблинка, чтобы ознакомиться с тем, как там проводилось истребление. Начальник лагеря в Треблинке сказал мне, что он ликвидировал восемьдесят тысяч человек в течение полугода. Он применял газ моноксид, но я считал, что этот метод не очень эффективен. Поэтому, когда я устроил в Освенциме помещение для уничтожения, я применял „Циклон Б“ — кристаллизованную синильную кислоту, которую мы бросали в камеру смерти… Люди умирали в течение 3-15 минут.