На другой день о „политинформации“ генерала Карбышева знал весь лагерь. И всех еще долго волновало одно и то же: „Как там Дмитрий Михайлович, жив ли он еще, на месте ли?“».
«Через несколько недель, — продолжает рассказ Кошкарова бывший узник лагеря Р. Р. Черношей, — в Замостье произошел случай, лишний раз подтвердивший смелость и твердость генерала Карбышева. Комендант объявил приказ о лишении всего лагеря питания на двое суток за то, что кто-то из пленных, страдавший расстройством желудка, оправился в том месте, которое отведено немцам. На следующее утро принесли завтрак только Карбышеву и другим генералам. Дмитрий Михайлович отказался от пищи и велел передать коменданту, что раз лишен питания весь лагерь, значит, и он не должен составлять исключения. К протесту Карбышева присоединились другие генералы. Комендант отменил приказ».
Полковник Иван Иванович Вишневский также находился с Карбышевым в Замостье. Вернувшись из плена и узнав о трагической гибели генерала, он разыскал адрес Лидии Васильевны Карбышевой и написал ей взволнованное письмо:
«Вам пишет человек, с которым Вы не знакомы. Но я хорошо знал Вашего мужа, Дмитрия Михайловича Карбышева, еще с гражданской войны по Восточному фронту. А с сентября 1941 года вместе с ним делил горе в фашистской неволе в лагере Замостье.
В конце 1941 года в лагере вспыхнула эпидемия сыпного тифа. Люди умирали сотнями и тысячами. Их трупы не успевали вывозить. Гитлеровцы очень боялись начавшейся эпидемии и избегали заходить за ограду лагеря. Заболел тифом и Карбышев. Состояние его было крайне тяжелым, внушало мало надежды на выздоровление. Но офицеры не бросили своего генерала на произвол судьбы, скрыли его болезнь от комендатуры, чтоб он не попал в тифозный барак „Норд“, откуда никто не возвращался. Карбышеву приносили дополнительную еду. Мне, владевшему польским языком, удалось установить связь с польской патриоткой Марией Михайловной Шумовой, которая жила в Замостье на улице Нарутовича, дом № 4. Один раз в неделю она передавала для меня кое-какие продукты. Мне было очень приятно делиться этой едой с Дмитрием Михайловичем. Позже я с ним встречался и в других лагерях. Особенно мне запомнилось его отношение к изменникам Родины.
— Как относиться к ним? — спросил я Дмитрия Михайловича.
Вот что я услышал в ответ:
— С такими мерзавцами мы, конечно, в условиях лагеря ничего сделать не можем, так давайте же отвернемся от них, не будем с ними разговаривать, даже смотреть на них, объявим им бойкот. Человек должен иметь цель в жизни и стремиться к ней прямо, не делая никаких зигзагов. Если ты упал в реку — плыви к одному берегу, выплывешь, а начнешь вилять — утонешь».
Старший лейтенант Н. И. Сахалин также был с Карбышевым в Замостье. Он через ассенизаторов, обслуживавших лагерь, получал из города хлеб, лекарства, которые тоже передавал генералу.
Общими усилиями и заботами Дмитрий Михайлович был выхожен, начал поправляться. Однажды офицер А. Т. Маренко раздобыл на немецкой кухне у повара Редюкова котелок с бульоном. Бульон еще теплым принесли в барак и передали Карбышеву, хотя сделать это было не так просто.
Офицер Г. Н. Давыдов за время пребывания в Замостье убедился, что авторитет наших генералов Огурцова, Макарова, полковника Сухаревича и других был высоким. Д. М. Карбышев же стал для всех пленников символом правды, воли, принципиальности патриота и коммуниста. «Его оценки военных действий, — утверждает Давыдов, — всегда были верны, а прогнозы сбывались, как будто он вершил судьбу войны. Он видел дальше нас всех и открывал нам глаза на очень многое…».
Если в лагере сообщали какую-нибудь новость об успехах Красной Армии, для убедительности часто говорили: «Сам Карбышев сказал».
Как-то в генеральский барак забрело несколько немецких офицеров, которые отправлялись на фронт. Один из них, в звании подполковника, спросил Дмитрия Михайловича:
— Как полагаете, господин генерал, когда кончится война?
— Когда на советской земле не останется ни одного немецкого солдата, — последовал ответ.
Под влиянием Карбышева военнопленные стали общительней, сближались, многие даже подружились. И узники стали смелее разговаривать с лагерной полицией, давать решительный отпор предателям.
По призыву Карбышева начались побеги. Группа военнопленных, которая занималась вывозкой нечистот из лагеря на поля, связала охраняющего их гитлеровского солдата и ушла в лес. Другая группа начала подкоп из пустующего барака за проволочные ограждения к сараю местного жителя-поляка. Заговорщики провели немало бессонных ночей, копая из последних сил траншею. Осталась толща земли всего в несколько метров, еще на одну ночь работы, не больше.
Но накануне той последней ночи подкоп обнаружили. Всех пленных выгнали из бараков. Часть была переведена в старую тюрьму «Святой крест» под Краков. Тюрьма как тюрьма, но все-таки капитальное здание. И заключенные почувствовали даже некоторое облегчение. Но, как и надо было ожидать, ненадолго.
Офлаг ХIII-Д
В марте 1942 года пленных начали отправлять из Замостья в глубь Германии.
Куда?