Через два года Домбровский — прапорщик. Начальство радо отделаться от подозрительного поляка, его сразу посылают на Кавказ — „теплую каторгу“, как тогда называли этот край. С Кавказа редко возвращались живыми.
…Лабинский полк выступает усмирять восстание горцев. Сырые землянки, гнилые болота, малярия, горы, неожиданные обвалы. Ночью дымный костер, чечевичная похлебка, солдатские песни и разговоры о земле, о жадности помещиков, о долгожданной воле. Здесь он учится спокойно слушать свист пули невидимого стрелка, грохот лавины, тревожную мелодию фанфар. Здесь в нем воспитывается быстрота решений и решительность в действии. Этот юноша любит опасность, и смерть упорно уклоняется от встречи с ним. Вскоре ему присваивают звание поручика, награждают орденом святого Станислава.
Друзей у него мало. Большинство офицеров презирали политику и холопов. Они избивали солдат и коротали часы за картами. Лишь некоторые, подобно Домбровскому, задумывались над жизнью. Через десятые руки к ним доходил зачитанный листок „Колокола“ Герцена. Эта газета становится евангелием Домбровского.
Он присматривается к своим солдатам, таким же терпеливым и человечным, как и польские крестьяне. Все мучительней ему участвовать в истреблении горцев, не желающих покоряться царским наместникам. Он отказывается от наград и отличий. При первом удобном случае он подает прошение в Академию Генерального штаба.
Далеко по дороге провожали его солдаты. Полюбили его не только за справедливость, за то, что берег их от глупой пули, защищал от грубости полкового начальства, и за то, что почувствовали в нем товарища.
Шел 1859 год. Карета мчалась мимо горящих усадеб, виселиц, оцепленных казаками деревень. Клочья синего дыма медленно оседали меж белых стволов берез. Бескрайная, обездоленная царем Россия возникла перед ним в алых отсветах крестьянских восстаний. Он чувствовал себя как в Польше. Судьбы обоих народов становились для него более общими, чем цепи, сковавшие их. Русский крестьянин так же требовал воли, так же мечтал о земле…
…Началось брожение и в армии. Офицеры тайком читали Чернышевского, герценовский „Колокол“. Поступив в академию, он вместе с Сераковским, другом Чернышевского, создает польский революционный кружок. Собираются на квартире Домбровского. Беседы с Чернышевским приводят его к мысли — освобождение Польши возможно лишь в союзе с русскими революционерами.
Вскоре во всех военных академиях России возникают подобные же кружки поляков. Они сливаются в одну тайную организацию, руководимую Домбровским.
Учится он блестяще. Мысль о родине, которой понадобятся знания ее сынов в день восстания, не отпускает его ни на минуту. Его не трогает, что русским товарищам, кончившим академию вместе с ним, дали звание капитанов, подполковников, а ему лишь штабс-капитана.
В декабре 1861 года состоялся выпуск. Домбровскому предлагают работу в Генеральном штабе, но он добивается откомандирования в Польшу. Ему удается получить задание от генерал-квартирмейстера Действующей Армии.
Он снова на родине. Теперь нельзя терять ни одного дня. Варшава кипит, о восстании говорят с университетских кафедр, на рынке, в ресторанах…
Домбровского вводят в состав Центрального революционного комитета. Неизвестно, кто дал ему кличку Локоток, но не прошло и двух месяцев, как это имя узнали в мастерских Варшавы, на тайных сходках в Опатовске, Ковно, Замостье. Он обладал многими качествами вождя: способностью быстро оценить ситуацию, военным талантом, неистощимой энергией, хладнокровием и уверенностью в победе.
Через Андрея Потебню и своих друзей: Нарбута, Иванова, Баталова, Константина Крупского[5], капитана Озерова — Домбровский налаживает связь с русским революционным офицерством.
— Наша задача — пропаганда в армии, — говорил Андрей Потебня, — солдаты негодуют по поводу уменьшения порции мяса и хлеба. Начнем с этого.
— Разъясним им, чего хочет польский крестьянин, — говорил Нарбут. — Будем привлекать армию на сторону народа.
Домбровский с радостью видел, что, несмотря на казенную пропаганду ненависти к польским слушателям, солдаты жадно слушали беседы революционных офицеров. Польского и русского крестьянина роднила и тяжкая судьба, и общая мечта о земле и свободе.
— За вашу и нашу свободу! — сливались голоса в ночной тишине казарм, за плотно завешанными окнами офицерских квартир.
— За вашу и нашу свободу! — раздавались клятвы над серебристым блеском скрещенных клинков.
Военная организация крепнет. Почти каждый полк, расквартированный в Польше, имел людей, преданных общему делу. Молодые русские офицеры во главе с Андреем Потебней бесстрашно вступили на путь борьбы с самодержавием.
Центральный Национальный комитет назначил Домбровского комендантом Варшавы. По мере того как обстановка для восстания становилась благоприятной, внутри ЦНК назревал раскол. Спорили о лозунгах восстания. Против России или против царизма? Освобождение Польши или общероссийская революция? Часть членов ЦНК склонялась на сторону „белых“ — помещиков-националистов, требуя присоединить к Польше Украину.