Генерал Коммуны

— На вас, господин Вессэ, возлагается славная, почетная задача, — голос Пикара преисполнился торжественности, — помочь генералу Домбровскому искупить свою вину перед Францией, перед правительством…

Вессэ подобрался, насторожился, его хорошо выбритое, припудренное лицо выразило сомнение.

— Домбровский должен оставить на ночь без охраны одни из городских ворот и соседние с ними редуты. Остальное его не касается. За эту услугу он получит пятьсот тысяч франков…

— Но, господин министр, — Вессэ поклонился и недоуменно развел руками, — весь Париж уверен в преданности Домбровского.

Пикар подошел к Вессэ.

— Ну, представьте себя на его месте! — Пикар поднял руку, но не достал до плеча Вессэ и похлопал его по животу. — Что может связывать Домбровского с Коммуной? Иностранец, наемный солдат… Пятьсот тысяч франков! Полмиллиона франков! — сказал он, с наслаждением смакуя эту цифру.

— И вдобавок Домбровский не дурак, — удалось наконец вставить слово начальнику полиции. — Наверное, уже успел убедиться в безнадежности положения и сам ищет случая сбежать. А мы дадим ему возможность уехать куда угодно…

«Хоть на тот свет», — весело подумал Пикар и добавил:

— Дадим пропуск для пятидесяти человек по его выбору.

— Да… Но с таким делом легко загреметь, — вздохнул Вессэ.

Пикар поморщился:

— Ваш риск будет вознагражден. Опасно только мелкое воровство. Имейте в виду, суд Коммуны еще не расстрелял ни одного человека. Если переговоры с Домбровским окончатся неудачей, что, конечно, маловероятно, — Пикар помрачнел, разозлился, — тогда… любыми способами его надо убрать. Любыми. Это единственный стоящий у них генерал.

Инструктируя Вессэ, Пикар не упустил из виду, казалось, ничего не значащих мелочей — упомянул, как обучать агентов, как одеваться, и десятки других подробностей, которые может ухватить лишь опытный, не лишенный таланта в подобных делах мастер.

— Но если дело раскроется, — осторожно подыскивал — слова Вессэ, — поднимется шум, скандал…

— Все равно Домбровский будет скомпрометирован. Пойдут слухи. Он сам подаст в отставку. Поляки самолюбивы… Имейте в виду, — Пикар торжественно поднял руку, — нет неблагодарных средств в нашей борьбе с Коммуной! Она попрала все человеческие законы, как же мы можем быть гуманны к ней? Грязная чернь! И если мы все же предлагаем поляку Домбровскому искупить его тягостную вину перед французским народом, то это лишний раз доказывает наше христианское терпение и милосердие…

Вессэ слушал, задумчиво глядя на шлепающие губы министра.

— Домбровский будет окружен славой, связав свое имя с великим шагом умиротворения гражданской войны во Франции, как и вы, оказавший ей серьезную услугу в это трагическое время. Если же придется убрать Домбровского, то акт лучше совершить публично, ваши агенты должны раздуть панику и отчаяние среди коммунаров…

В это же время на другой половине Версальского дворца «глава исполнительной власти» будущий президент Французской республики Адольф Тьер принимал тайного посла от Бисмарка.

Ни один солнечный луч не пробивался сквозь спущенные зеленые шторы. В огромном мрачном кабинете стояли лесные сумерки. Приходилось соблюдать величайшую осторожность. Переговоры с врагами Франции, когда в стране революция, когда война формально не кончена, такие переговоры нуждались в абсолютной тайне.

Несмотря на жаркую погоду, в кабинете топили камин — Тьер мерз. Он сидел сгорбись, протянув руки к огню. Пламя бросало прыгающий свет на его седой зализанный хохолок, на бронзовый бюст Наполеона за его спиной. В полутьме Тьер походил на сову: бледное круглое лицо, выпуклые стекла очков в золотой оправе сжимали крючковатый нос, настороженно оттопыривались острые ушки. Он говорил быстро, тоненьким, визгливым голосом.

В своих хитроумных комбинациях он исходил из того, что молодая Германская империя боялась Коммуны не меньше, чем Версаль. Пребывание под стенами Парижа губительно действовало на немецких солдат: свободный воздух Коммуны портил хваленую немецкую армию. Командование было вынуждено держать войска возле столицы, ожидая уплаты французским правительством первого взноса контрибуции. Но банк находился в Париже в руках коммунаров, поэтому Бисмарк так торопил Тьера со штурмом Парижа.

Тревожился не только Бисмарк. Ветер революции переносил искры Коммуны через все границы. Мечты и теории, за которые людей сажали в тюрьмы и вешали, вдруг предстали страшной явью восставшего Парижа. Так, значит, революция, коммунизм — все это не только опасные выдумки, это уже действительность? Живая, грозная, огрызающаяся огнем пушек и митральез?.. Позабыв всякие распри, короли и министры Европы толкали Тьера скорее ворваться в Париж, сбросить, уничтожить мятежное знамя, полыхающее на виду у всего мира.

Восставший город нагнал страх даже на прусскую военщину, упоенную недавней победой над Францией. Пятьдесят тысяч вооруженных рабочих были страшнее, чем вся французская армия с ее генералами, маршалами, крепостями.