Генерал коммуны ; Садыя

Злят Балабанова слова Андрея Петрова. Отошел, в сердцах выругался самыми грязными словами. Недолюбливал он и Андрея Петрова за его широкую натуру, открытость и умение крепко, по-деловому работать. Давненько он его знал. Когда ударили первые фонтаны в Бавлах, Андрей был всего-навсего верховым, а вот смотри — мастер. Как-то быстро он обнаружил умение прокладывать глубокие скважины без всяких аварий; в 1952 году в Бавлах вел самостоятельно всего третью скважину, а достиг небывалой скорости: тысячи метров за месяц. В Бавлах вместе они работали и в Ромашкине вместе, а он, Балабанов, так и не перемахнул этой грани, застрял.

Обида, как червь, гложет Балабанова. По работе обходили его люди, а он топтался на месте.

Но что Тюльке, аль Андрею Петрову, аль другим до Балабанова, — живет в норе, как сурок, брюзжит, ну и пусть брюзжит, раз такой «образиной» уродился.

Закончили скважину, хлынула нефть чертовски. И он, Тюлька, саморучно зажег еще один факел: горит оранжевым пламенем, качается на ветру огненный флажок, как вымпел еще одной победы бригады Андрея Петрова. Жаль, конечно, что газ на волю божью уходит. Вот был инженер Аболонский, с промыслов, ругался, что, мол, нефтяные месторождения, как правило, вводятся в разработку без комплекса сбора, без транспортировки попутного газа. А буровики при чем? Это дело верхов! Стройте химические заводы, если газ — сырье, давайте в квартиры. Пусть будет нефтегазоносный район. А хорошо рассказывал инженер — и про каучук, и про пластические массы, и волокна, — из газа все это. Своим ушам не поверил Тюлька. Как так — из газа? Но улыбнулся инженер, и он улыбнулся: здорово получается! Но ничего не поделаешь, прав Андрей Петров: газ нужно сжигать, иначе заразишь местность, вред причинишь. Вот и получается: полощутся на ветру флажки. Варварство, что и говорить.

Черная, липкая нефть. Разбрызгалась по местности, разбежалась ручейками. И ходят люди, топчут ее сапогами, смешивая с землей и глиной.

Садыя приехала на буровую не потому, что там были необходимы ее помощь, ее глаз. Она любила те минуты, когда бил фонтан, еще не укрощенный человеческой рукой. На буровых знали слабость секретаря горкома и, может быть, больше всего любили ее за это.

Когда вдали появлялся затрепанный горкомовский «газик», на буровой не ежились боязливо: мол, начальство катит. А наоборот, кто первый замечал машину, радостно сообщал: «Секретарь едет!»

Искренне Садыя огорчалась, когда не поспевала на это, по ее мнению, торжественное событие.

— Опоздали малость, — с виноватой улыбкой встретил ее Андрей Петров, подавая свою тяжелую руку.

Подошел Тюлька; очень ему хотелось поздороваться с Садыей за руку, просто, как все, без той стеснительности и робости, которая на него в эти минуты нападала. Но поделать с собой ничего не мог, стушевался, от напряжения в пот ударило.

— Тебе не водку пить — бабой быть. Руки после вчерашнего трясутся, — съязвил потом Галимов, но Тюлька по-детски улыбнулся, посмотрел на свои потрескавшиеся ладони и ничего не сказал.

Садые нравилось на буровой у Андрея Петрова. Буровая как будто не отличалась от других, которые Садыя видела не раз. Тот же станок «Уралмаша» с могучим стальным барабаном подъемной лебедки и массивным вертлюгом. Все то же. Свежевыструганный столб окутали провода, и там, внизу, под землей, трубы уложены для воды и пара. И поднялась вышка над местностью богиней, с площадки верхового все видно как на ладони.

И все же ни из одной бригады она не уезжала такая довольная. Уж очень пытливы, разговорчивы здесь. Они словно ждут ее, чтоб поговорить. А тут сама собой причина: скважина зафонтанировала.

Садыя как бы по настроению ребят угадывала: что-то их сейчас волнует.

И вправду. Подошел Галимов, смущенно, немного покраснев, сказал:

— То, что буровики под голым небом, — всякому пацану не новость. А я вот насчет чего, Садыя Абдурахмановна, вы человек свой, нашу бригаду любите — рассудите.

— Ну, пошел, — влез недовольно Балабанов.

— Это мое, частное. Насчет дружбы я. Есть ли на свете дружба?

Садыя подумала. Потом постелила плащ на бревно, села.

— Есть. Везде же пишут, говорят. Чего там, есть! — опередил Садыю Балабанов.

— Не лезь со своим хвостом, — осадил его Андрей.

— Ну да, есть. Пишут, говорят, — сказал Галимов. — А мы вот на проверку брали, из своего опыта, — получается, что нет. Из чужого опыта — есть, об этом немало читано, из своего — нет.

— Если исходить из моего опыта, то есть, — полушутя сказала Садыя. — Я вам про войну расскажу. Если бы не дружба, и не было бы меня здесь. Про подругу я вспомнила. Чудная была и простая. Вот так, судьба сведет навечно и оставит потом кого-то одного. Погибла Зоя. Худенькая, там и силенка-то никогда не ночевала, а полтора километра по болотам меня тащила.