Генерал Корнилов

Лавр Георгиевич устало пил чай и просматривал газеты, которые раздобыл в станице Хаджиев. За движением Добровольческой армии большевики следили пристально. Главком южного направления Антонов-Овсеенко приказывал Ласкину, начальнику своей воздушной эскадрильи: «Отправить несколько истребителей для уничтожения колонны корниловцев… Корниловцы идут подводами… Истреблять их без пощады!»А какая-то газетенка не выдержала и обрадовала своих читателей: «Генерал Корнилов схвачен и повешен. Его бандиты, как затравленные волки, мечутся в кубанских степях…»

От горячего крепкого чая умелой заварки светлело в голове. Но озноб еще донимал. Лавр Георгиевич достал карту и придвинул лампу. От Выселок, куда сбежали трусливые защитники из Березанской, до Екатеринодара оставалось 80 верст. Опасный и трудный поход близился к концу.

Выселки, вопреки ожиданию, потребовали напряженного сражения. Похоже, на красных действовали кровожадные приказы из Петрограда. Два дня назад здесь произошло ожесточенное столкновение красноармейских частей с кубанскими добровольцами. Кубанцами командовал молодой генерал Покровский. Добровольцы были разбиты и отступили в сторону станицы Коренов-ской. Незадачливого командира кубанцев Покровского Лавр Георгиевич знал. На Юго-Западном фронте молоденький капитан слыл одним из самых отчаянных летчиков. После тарнопольского позора он натянул черкеску и уехал на родину. Дома, на Кубани, Покровский сколотил отряд недовольных казаков. За удачный бой под Эйнемом Кубанская Рада присвоила ему чин полковника. Сейчас он именовался генералом… Они, старорежимные генералы, получившие производство рескриптом царя, относились к такому стремительному росту в чинах с насмешкой. Ей-богу, капитан старой русской армии был ничем не хуже скороспелого генерала, получившего свои золотые широкие погоны не из рук государя, а от какой-то Кубанской Рады!

Победа над добровольцами Покровского придала красноармейцам силы. Лавр Георгиевич, взобравшись на высокий стог, не отрывал от глаз бинокля. Рядом с ним стоял Романовский. Над головами генералов изредка посвистывали пули. Внизу, спрятав лошадей за стог, ожидал конвой текинцев. Корнилов узнал правильные, редкие цепи офицеров и нашел знакомую фигуру Не-жинцева. Остро поблескивали штыки. Офицеры наступали во весь рост, не пригибаясь… Замысел Нежинцева был прост: захватить хутор Малеваный и угрожать станице слева… Корнилов повел биноклем по всей линии и узнал такие же редкие цепи марковцев. Впереди наступающих мелькала белая папаха генерала. Марков, подавая пример, вышагивал молодцевато и помахивал своим неизменным стеком. Щеголь неисправимый!

Внезапно с фланга по наступающим ударил сильный пулеметный огонь. Откуда вдруг? В окулярах бинокля возникла невзрачная мельница, едва заметная за холмом. Засада!

И корниловцы, и марковцы разом залегли. Лавр Георгиевич нетерпеливо задергал коленкой. Надо же так глупо напороться! Пулеметчик с мельницы заметил суету ординарцев возле одиноко-го стога. В сухой соломе зашипели горячие пули. Сбоку сдержанно покашливал невозмутимый Романовский.

Видно было, как вдоль залегших цепей бегали Нежинцев и Марков. «Стыдно, стыдно, господа… Вперед!» Поднялись, побежали… Но плотный огонь снова заставил залечь. А на прежнем рубеже осталось множество убитых. Какие досадные, невозвратимые потери!

Наконец ударила наша батарея. Молоденький полковник Миончинский знал и любил свое дело. Он так же, как и Корнилов, окончил Михайловское артиллерийское училище. Воевал в отряде Чернецова… Как артиллерист, Миончинский физически страдал от хронической нехватки снарядов. Поэтому «пустых» выстрелов у него, как правило, не бывало. «Нужда, – говаривал он, – научит метко стрелять!» Вот и теперь снаряд, другой, третий легли точно в цель. Мельница загорелась. И офицерские цепи снова поднялись во весь рост.

Внизу послышались громкие тревожные голоса – кто-то прискакал. Романовский проворно съехал со стога. Корнилов остался наверху один. Романовский едва не сбил Деникина. Весть пришла предельно неприятная: в нашем тылу появилась неприятельская конница. Под угрозой весь обоз… Когда Романовский снова вскарабкался на стог, Лавр Георгиевич раздраженно бросил:

– У них там в обозе два пулемета. Чего еще? Сами знаете: больше дать ничего не могу! Романовский доложил:

– Артиллеристы просят израсходовать неприкосновенный запас.

– Разрешаю. Снаряды ждут нас там… на станции! Уезжая, Деникин посмотрел на одинокую фигурку командую щего, торчавшую на самом верху:

– Иван Павлович, уведите вы его. Это же черт знает что!

– А вы попробуйте сами! – съехидничал Романовский.

У Деникина стали пучиться светлые, с генеральской строгостью глаза:

– Но ведь если… не дай, конечно, Бог… Вы ж понимаете, надеюсь?

Романовский возмутился:

– Антон Иваныч, он же может подумать, что я не столько о нем, сколько о себе забочусь!

И он снова полез на стог.