Генерал Корнилов

– Может быть, вы позабыли? Поищите на столе, в бумагах. Это, знаете, бывает…Начиная подозревать, он давал генералу последнюю возможность не запятнать себя позорной ложью.

Вечером во время очередного доклада Алексеев ответил твердым голосом:

– Ваше величество, я обыскал все ящики стола. Ничего нет!

Государю понадобилась вся выдержка, чтобы сохранить невозмутимость. В мыслях же пролетело: «И этот!..» Честь офицера в русской армии потеряла всякую ценность.

Вскоре царь выехал в Петроград, на конференцию союзников, и пробыл там более двух месяцев. Во главе правительства, не послушав Алексеева, царь назначил престарелого князя Голицына. На роль диктатора этот старец никак не подходил! Секрет назначения на этот важнейший пост в русском государстве был прост: на кандидатуре ветхого князя («этой развалины») настояла сама царица. Вроде бы ей было видение духа недавно убитого Распутина. И она настояла на своем, не пожелав даже слушать о других фамилиях… В последние дни царица стала раздражительной сверх всякой меры, даже припадочной, и государь спасался от ее истерии, надолго уезжая в Ставку, в Могилев. В Петрограде он появлялся все реже и реже. Домашняя обстановка становилась невыносимой. Александра Федоровна проводила дни в исступленной скорби по Распутину и бомбардировала Ставку телеграммами, указывая, как поступить, кого назначить, кого снять.

Решившись на прямую ложь царю, генерал Алексеев находил себе оправдание в том, что на такой поступок его заставила пойти сама суровая необходимость. В самом деле, разве он этим что-либо выигрывал в личном плане? Им руководили совсем иные соображения. За полтора года работы бок о бок с Верховным главнокомандующим генерал Алексеев пришел к выводу, что с таким царем русской армии победы не добиться. Если только поражение Германии спасет Россию от революции, следовало решаться на срочную замену как Верховного, так и самодержца на русском троне. Причем действовать надлежало без промедления. Решительный образ действий диктовала обстановка как на фронте, так и в тылу.

Да, он солгал и сделал это вполне сознательно. Осудят ли его товарищи по оружию? Еще бы! (Особенно такие, как Деникин, Корнилов, Крымов, Каледин.) Понятия офицерской чести, слава Богу, в русской армии еще живы. Однако наступит день и час – и товарищи поймут, какие соображения им руководили. Он запятнал себя гнусной ложью, надеясь спасти Россию!

В задачу Алексеева входило организовать единое мнение всех командующих фронтами. Царь не может не послушаться приговора верхушки военного командования. Армия требует его отречения без всяких промедлений. Свою задачу Алексеев выполнил: в ночь на первое марта генералитет высказался заотречение Николая П. Последний, с кем говорил начальник штаба Ставки, был генерал Рузский, командующий войсками Северного фронта, самого близкого к столице. Рузский должен встретить царский поезд и задержать его в Пскове, не пустить государя в столицу.

И вот теперь, ожидая стремительного развития событий, генерал Алексеев стал испытывать недоумение. Почему-то безмолвствовал Рузский. А ему по плану отводилась едва ли не главная роль в воцарении Михаила. Со своим штабом он обязан был держать под контролем всю обстановку в беспокойной столице. Поколебавшись, Алексеев распорядился связаться с Псковом. Несмотря на поздний час, генерал Рузский находился в штабе. Он держался ровно и спокойно. По его мнению, никаких осложнений в продуманном плане не предвиделось. Аппарат трещал, бежала узенькая лента, и Алексеев читал: «Переворот может быть совершенно добровольным и вполне для всех безболезненным. Тогда все кончится в несколько дней…»

Ленту с последними воплями Родзянко начальник штаба уложил в папку для утреннего доклада государю. Николай II слушал Алексеева с болезненным выражением лица. Внезапно он объявил, что уезжает в Петроград. И сразу вышел из кабинета. С удрученным видом Алексеев собрал бумаги в папку.

Отчужденное отношение государя Алексеев испытал и на вокзале. Едва царский поезд вышел за стрелки, генерал вернулся в штаб и вызвал к прямому проводу Рузского: «По моему глубокому убеждению, выбора нет и отречение должно состояться. Этого требуют интересы России и династии».

Остаток ночи и весь день прошли в напряженном ожидании. Наконец поступило сообщение, что поезд с императором задержан на станции Дно под Псковом. Теперь все зависело от Рузского.

Вскоре телеграф отстучал, что в Псков, в штаб Северного фронта, на встречу с задержанным государем спешно выехали Гучков и Шульгин.

Поздним мартовским вечером к пустынному дебаркадеру Псковского вокзала на всех парах подлетел могучий локомотив всего с одним вагоном. Со ступенек вагона соскочили два господина, одетых наспех. Они сгорали от нетерпения. Приехавших встречал генерал Рузский. Он позевывал. Ночь прошла без сна, день выдался нервный. Глубокая провинциальная тишина царила на вокзале. В стороне, на запасной ветке, темнели очертания царского поезда. Вагоны казались вымершими, без людей. Лишь в одном окошечке тихо теплился сквозь занавески свет.