Читаем Генерал Кутепов полностью

— Броском! В реку.

Рота встает и переходит холодную с илистыми берегами речку вброд. Вода доходит до груди.

— Ура!

На том берегу смятение. Бегут!

И Кутепов, весь мокрый, сухая только фуражка, выскакивает на берег, перехватывая винтовку покрепче.

Добровольческая армия продвигалась к Екатеринодару. Прошли станицы Плоскую, Незамаевскую, Веселую, Новолеушковскую, Старолеушковскую, Ираклиевскую, Березанскую, Журавский хутор, Выселки-первые, Выселки-вторые, Кореновскую… Бои были непрерывные. Потери равнялись четыремстам убитых и раненых. Непрерывное напряжение от боя и "кошмара походного лазарета" изматывало людей.

Взятие Новодмитриевской — это и есть эпопея, потом получившая название Ледяного похода.

Добровольческая армия, осколок Российского государства, только по исторической инерции, может быть, пробивала все преграды. Ледяной поход был наивысшей точкой напряжения сил.

Накануне всю ночь лил дождь. Утром он не прекратился. Полкам пришлось идти прямо по полю, по размякшему вязкому глинистому киселю. Больших дорог в этом направлении не было.

Снова повторялось — надо до предела измучиться, искалечиться, чтобы добиться короткой передышки перед следующим боем.

Уже начинало смеркаться. Погода сделалась еще хуже, ударил с ветром мороз. Запуржило, насквозь [вымокшие под дождем люди стали обрастать льдом, руки застывали в бесчувственные чурки.

Надо пройти и это мучение.

Пушки и пулеметные двуколки не могут переправиться. Значит, с одними винтовками.

Обледенели затворы. Значит, штыками.

Вдобавок кубанцы Покровского, которые должны были штурмовать Новодмитриевскую с юга, не подошли, не захотели выступать по такой непогоде…

Конный дивизион — быстро вправо вдоль берега! Найти переправу! Охватить станицу с фланга!

Не получилось у конницы. Не нашли переправы, вернулись. Все — в белой корке, и всадники, и кони.

Ждать больше нечего. Или взять Новодмитриевскую, или подохнуть в поле!

А в станице, в тепле — тоже люди. Не уступят просто так.

В промокших до нитки, раздувшихся шинелях, скользя и падая в скользкую грязь, офицеры побежали к станице. Всего два десятка человек, два отделения.

Подошли к балочке. Через нее мосток. Перебрались. На бугре — часовой, окопы, орудия. Затаились, окоченевая. Потом подошло еще скудное подкрепление. И ударили!

Начался штыковой бой. Дрались у каждой хаты насмерть. Раскаленные злобой и яростью осколки бывшей России были неостановимы. В их облике не осталось ничего человеческого, это были несчастные полузамерзшие существа.

А те, что были в теплых хатах, не успели ни построиться, ни изготовиться к бою.

Снова меньшая сила переломила большую.

Уже кончался бой. Вот и окраина.

Несколько офицеров забегают в какой-то сарай. Нет, там никого нет. Один шарит в углу, там бочки.

— Господа, да здесь моченые яблоки да помидоры с огурцами!

— Где? А ну, дай-ка попробовать.

Запахло укропом, рассолом. Все вдруг почувствовали страшный голод, стали хрустеть яблоками, отставив в левых руках винтовки с еще незастывшей кровью на штыках.

Снаружи доносились редкие выстрелы. Вдруг раздался мерный топот. Кто? Почему?

Выглянули наружу. Увидели — шагает строем в обледенелых шинелях, в белых бородах и усах рота Кутепова. Сбоку идет командир, блестят сосульки в бороде, он резко командует:

— Ать, два! Ать, два! Как на учении.

— Рота, стой!

Встали, звеня, но нечетко. Кто-то сбился.

— Отставить! — И снова повторяется: — Рота, стой!

На этот раз остановились все разом. Кутепов удовлетворенно сказал:

— Разойдись!

Это была какая-то фантасмагория. Это мог быть только Кутепов. Другому бы никто не стал подчиняться.

Да, это были люди-осколки. Их связывали тысячи нитей с прошлым, с любовью матерей, с молитвой, с книгами.

— Ать, два! — командует полковник Кутепов.

Горит тусклая свеча. Голос раненого читает о похождениях французских дворян.

Не прерывается в душе, тянется нить к столетним заветам.

А вокруг пылает новая пугачевщина. Вешают священников, кастрируют и распинают офицеров, насилуют гимназисток. Там нет ничего, только мрак.

— Рота! — командует Кутепов, и за ним встают герои Шипки, суворовские чудо-богатыри, сияют мраморные доски в Храме Христа Спасителя.

В Новодмитриевской произошло соединение добровольцев с кубанским отрядом, армия переформировалась. Кутепов был назначен помощником командира Офицерского полка.

Впереди был Екатеринодар.

Там Добровольческая армия израсходует силу своего порыва. Там погибнет Корнилов. Там Кутепов сменит убитого командира Корниловского полка Неженцева. Там во главе армии встанет Деникин и поведет ее обратно к Ростову.

А пока — вперед на Екатеринодар!

Риск, самоотверженность, стратегическое мышление — все было здесь.

Легко вышли на окраины города. Эта легкость, подъем духа побудили Корнилова, не дожидаясь развертывания всех сил, начать штурм. Если бы не это решение, исход мог бы быть иным.

Поднимая цепь, убит командир корниловцев тридцатидвухлетний Митрофан Неженцев. Командование временно принял двадцатичетырехлетний капитан Скоблин, измученный и одеревеневший от усталости. Вскоре Корнилов назначит на место погибшего — Кутепова.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное