Сразу за очередным поворотом бросился в глаза добротный помещичий дом, даже скорее мыза, какие повсеместно строились в Финляндии. Добротный фундамент из диких камней, над ним – два этажа из обшитого досками дерева. Деревянный портик с колоннами. Колонны, оконные рамы с наличниками, перила и резные балясины крыльца белые, сам же дом выкрашен медно-коричневой «шведской» краской. Такой же, как и многочисленные амбары и всякого рода строения.
Шагах в двухстах от господского дома виднелась деревня в десяток изб, а дальше, у леса, какое-то большое село с деревянной церковью или часовней… Нет, скорее все-таки церковь. У распахнутых ворот усадьбы копошились мужики-плотники, чинили невысокий забор.
– Бог в помощь, братцы! – подъехав, поздоровался Давыдов. – А где барин ваш?
– Барин-то? – Визит незнакомого человека, как видно, не произвел на местных особого впечатления… Ну так ведь петергофский тракт, завод, мельницы… Проезжих хватало.
– На охоте барин, второй день уж. Кабаны, глухари, зайчики… Седни к вечеру должон быть.
– Так мне бы тогда управляющего, ну или супругу барина.
– Вдовец наш хозяин-то. – Один из мужиков, сутуловатый, с седоватой бородкою, как видно, бывший в этой артели за старшего, сдвинул на затылок войлочную круглую шапку. – А за управляющую женщина тут одна есть, Христина. Только она на тони поехала, приглядеть.
– Куда поехала?
– Ну, для рыбной ловли такие места. У нас тут недалече озерко, мужики проруби делают, ловят. Ну, вы, мил человек, обождите. Часок-другой – и приедет Христина-то. С ней все дела и сладите, коли хозяина неохота ждать.
– Часок-другой… А где озерко-то?
– Да эвон, по зимнику. Верст пять. Там еще заимка, увидите…
Поблагодарив мужичка, Давыдов велел извозчику ехать к озерку, к тоням или к заимке, уж где-то там и искать Христю. Поговорить, может, вспомнит чего. Заодно и сообщить горестную весть о смерти подруги. Впрочем, можно и не сообщать. К чему? Узнает и так. По деревням слухи расходятся быстро.
– А что, она одна поехала?
– Одна-а. На волокушах.
Разлапистый след саней-волокуш как раз и тянулся во всей лесной дорожке, уж не ошибешься, куда не надо, не свернешь. Все же Кондратий пару на всякий случай останавливался у поверток. Слезал с облучка, смотрел…
– Туда повернула… И кто-то ехал за ней! Вона, поверх – след. Пролетка! Такая же, как у нас, только колеса поширше будут.
– Ну, мало ли кто тут ездит… А вот, кажется, и заимка!
– Ага!
Внимательно поглядывающий по сторонам Денис первым заметил заимку: небольшую бревенчатую избушку, с виду вполне добротную, с небольшим «стеклянным» окном и крытой светлой осиновой дранкой крышей. Судя по торчащей трубе, в заимке имелась и печь, которая топилась по-белому!
– А местный помещик, видать, любит удобства, – вполголоса заметил гусар.
«Лихач» обернулся:
– Так что, вашество, к заимке сворачивать будем? Или уж сразу к озеру, к тоням? Я б к заимке сперва…
– Это почему ж так? – Сняв шапку, Денис вытер со лба пот – упрел под зимним-то солнышком!
– А вон, навоз свежий. – Кондратий показал рукой. – Дымится еще… Видать, с тоней-то баба вернулась, да на заимку… И вон еще след – коляска. Так что, барин, сворачиваем?
– Постой… – В который раз уже услыхав про коляску, насторожился Давыдов. Что-то ему здесь… не то чтобы не нравилось, но вызывало какое-то неопределенное беспокойство. Как зуб, который еще не болит, но на погоду противно так ноет.
– Коляска – городской транспорт. – Покусывая усы, Денис принялся рассуждать вслух. – Значит, городской гость. И ехал этот гость… или гости… аккурат за волокушей Христи. Смекаешь, Кондратий?
Извозчик сдвинул шапку на затылок:
– Да покуда, правду сказать, не очень.
– Хозяин – на охоту. А эта его… экономка – в лес! – с усмешкой пояснил гусар. – И туда же – заметь, почти сразу же – изволил пожаловать некий городской хлыщ. Спрашивается, зачем?
– Зачем?
– А не пикантная ли там у них встреча? – Давыдов едва подавил смех. – Очень может быть. Вполне на это похоже, вполне. Так что не будем слишком спешить, друг мой! Ты тут с коляской останься, а я подойду осторожненько. Гляну… Не напугать бы людей почем зря.
Так и порешили. Кондратий остался у повертки, с лошадьми, с коляскою, Давыдов же, прихватив трость, зашагал по узкой дорожке… или – широкой тропе, ведущей через редколесье. Судя по редким деревьям, чахлым кустикам и торчавшим в снегу зарослям пожелтевшей осоки, рогоза и камыша, летом здесь было болото, и поход к заимке, вероятно, располагался где-то с другой стороны, в обход, здесь же пролегал прямой путь – зимник.
Опаньки! Когда до заимки осталось около полусотни шагов, Денис Васильевич заметил рядом, в осиннике, привязанную гнедую лошадь с санями-волокушей, а невдалеке, на дороге, запряженную парой вороных двуколку со знакомым зеленым верхом!
Дэн понимал, конечно, что таких колясок в Петербурге – сотни, но все же насторожился… И тут вдруг услыхал донесшийся из заимки крик. Сдавленный, резкий… женский!