Генерал Н. В. Крисанов

Любаша, пока эти сведения нельзя считать достоверными, я еще приму все меры, чтобы уточнить их. Но я этим данным верю. Именно таким и представляю себе Дмитрия Михайловича. Гитлеровцы могли пытаться завербовать его к себе на службу, как известного, талантливого ученого. Коммунист Карбышев, истинный патриот Родины, мне кажется, не только не мог согласиться продать свою Родину из-за личных благ, но считал позором даже разговаривать с теми, кто сулил ему всякие «блага», требуя от него измены. В плен он мог попасть только тяжело раненым. Но и в плену, мне кажется, он не мог нашим пленным не разъяснять правоту нашего дела.

Человек стальной воли, каким был Дмитрий Михайлович, он не мог не вселять советским пленным бодрость духа и веру в победу советского народа.

Карбышева я считаю человеком, в котором нашли отражение лучшие черты советских людей, беспредельно любящих свою Родину, свой народ, Коммунистическую партию, готовых служить им до конца жизни в самых тяжелых условиях, пока бьется сердце. Дмитрия Михайловича я знаю как преданного сына Коммунистической партии, для которого выше всего в жизни долг перед Родиной, партией, народом.

Мне до глубины души больно, я страшно переживаю, что у нас продолжают считать Карбышева добровольно сдавшимся в плен немецко-фашистским войскам. Я считаю, что это очередная фашистская провокация, направленная на подрыв авторитета нашего генералитета.

Любаша, очень тебя прошу, попытайся разыскать семью Карбышевых и узнай, нельзя ли оказать ей помощь. И обязательно расскажи им мое мнение о Дмитрии Михайловиче. Если они наберутся терпения, то, мне кажется, они скоро убедятся, что миф о добровольной сдаче в плен Карбышева сфабрикован фашистами».

Крисанов оказался прав. Дмитрия Михайловича Карбышева действительно оклеветали, он до последнего своего дыхания был предан партии и народу.

Немецко-фашистскому командованию не удалось получить передышки для организации обороны. 18 июля войска Воронежского фронта перешли в решительное контрнаступление и совместно со Степным фронтом разгромили Белгородско-Харьковскую группировку гитлеровских войск и освободили город Харьков.

Войска 38-й армии, наступая в составе Воронежского фронта, прорвали оборону немецко-фашистских войск у города Сумы и 13 сентября вышли на водный рубеж: Бол. Ромен — Сула. Но мосты через эти реки были взорваны. Осуществить же быструю переправу войск штатными переправочными средствами не представлялось возможным. Николай Васильевич созвонился с начальником инженерных войск соседней 40-й армии:

— Петр Иванович, выручай, тону на какой-то паршивой речушке. Вы захватили мосты, давайте вместе будем их эксплуатировать.

— Боюсь, ничего не выйдет — за мосты еще надо драться.

— А ты не бойся. Вместе скорее победим. Итак, договорились?

Левофланговые части 38-й армии, воспользовавшись успехом соседа, переправились по мостам у местечка Чебряки на правый берег Сулы. К этому времени противник, подтянув свежие резервы, в результате неоднократных контратак потеснил 40-ю армию. Переправа у Чебряков и переправившиеся части 38-й армии оказались под угрозой. Командующий 38-й армией послал на этот участок Крисанова, наделив его чрезвычайными правами.

В районе переправы шли тяжелые бои. Наши войска отступали. Враг артиллерийским огнем обстреливал мосты через реку. Участились разрывы снарядов на дороге, по которой мчалась к переправе машина Крисанова. Один вражеский снаряд взорвался совсем рядом, позади машины, через минуту столб дыма и пыли взметнулся впереди машины:

— Товарищ генерал, дальше ехать нельзя. Нужно свернуть с дороги, — обратился к Крисанову шофер.

Судьбу переправы решали минуты. Машина Крисанова без задних скатов остановилась у переправы. На мосту творилось что-то невероятное. С правого берега на мост нахлынули отступающие войска, с левого — части, которые были предназначены для нанесения удара по контратакующему противнику.

Комендант переправы доложил Крисанову, что обслуживающий персонал не в состоянии регулировать движение войск на переправе. Крисанов внимательно выслушал коменданта. При этом взгляд его упал на дрожащие колени подполковника.

— Это все?

— Так точно, все!

— Как же вы допустили такое безобразие? Почему образовалась такая пробка?

— Товарищ генерал, не было никакой возможности остановить отступающих.

— Шляпа вы! — не выдержал Крисанов. — Вы знаете, что за это вас положено расстрелять? — Комендант побелел, его глаза остекленели. — Но я не буду вас расстреливать, а заставлю искупить свою вину… Потрудитесь четко выполнять все мои указания. Вызвать ко мне на правый берег командиров соединений и отдельных частей, которые должны переправляться для нанесения контрудара по врагу. Вам со взводом автоматчиков тоже немедленно переправиться на тот берег и прибыть ко мне.

Командиры отступающих частей столпились у моста. Каждый хотел переправиться первым. Крисанов, одетый в комбинезон, никем не замеченный, находился здесь же.

— Товарищ комендант, со взводом автоматчиков ко мне! — властно подал команду Крисанов.