Генерал Раевский

Помолчав, Наполеон потянулся к стоявшей в изголовье лампе и прибавил света.

— Разве Мюрат опоздал со своей кавалерией?

— Нет, он вовремя вступил в сражение.

— Так в чём причина? Неужели русские решили победить или умереть?

— Похоже, что так, — дипломатично ответил Коленкур.

Наступило 25 августа. С утра Наполеон собирался выехать в Шевардино, на место сражения, но из Парижа примчался префект дворца императора Боссе. Он доставил папку с документами и кожаный футляр с рисованным портретом.

— Примите, мой император, подарок незабвенной императрицы Марии Луизы, — торжественно с глубоким поклоном произнёс вельможа.

Раскрыв застёжки футляра, он извлёк заключённый в белую раму портрет мальчугана.

— Этот портрет вашего сына, мой император, — продолжил префект. — Его рисовал Франсуа Жерар. Он совсем недурной художник и сумел до предела передать сходство.

Взяв в руки портрет, Наполеон, не скрывая, залюбовался им. Ему вспомнилось 20 марта прошлого года. В тот день молодая императрица должна была родить. Это немаловажное событие решили по воле императора отметить во французской столице орудийным салютом.

Во дворце все волновались. Кто будет? Сын или дочь? Решили, что если родится дочь, то залп прогремит двадцать один раз, а если долгожданный сын, наследник династии Бонапартов, то жителей Парижа оповестит сто один пушечный залп.

Орудия прогремели двадцать один раз… и смолкли.

«Дочь», — решили парижане. И тут же прогремело снова. «Двадцать два… Двадцать три…» — считали они. Последовал сто один выстрел в честь новорождённого наследника. Теперь его портрет разглядывал Наполеон у небольшой деревни Подмосковья Бородино.

— Выставьте его на обозрение солдатам гвардии, — распорядился Великий.

Его ждали дела: завтра будет большой бой. От него зависит многое. А сегодня он должен к нему подготовиться.

У деревни Шевардино он внимательно осмотрел место вчерашнего сражения. Поднялся к редуту, заглянул в ров, где схватились в штыковой атаке его солдаты с защитниками укрепления. Следы побоища были свежи: пятна крови, обломанное оружие, искорёженные каски русских кирасир.

Покинув редут, Наполеон направился к недалёкому кургану. Обратившись к маршалу Бертье, он сказал:

— Здесь будет командный пункт.

— Да, сир. К утру он будет готов.

Сопровождавшая Наполеона свита проследовала к Колочскому монастырю. Они застали монахов в трапезной. Поговорив с ними, Наполеон попробовал щей. Ему принесли полную миску, и он с аппетитом поел, похвалив еду.

Потом он взобрался на колокольню и оттуда долго рассматривал в подзорную трубу русские позиции. Его внимание привлекли высоты, где находилось Бородино и проходила Новая Смоленская дорога. Укрепления там были сильные, особенно курган с артиллерийскими орудиями.

— Что скажете, Бертье, относительно позиций русских? — спросил он начальника своего штаба.

— Позиции, мой сир, крепкие. Прежде чем мы их взломаем, придётся много положить…

— Без того, чтоб не положить, сражений не бывает, — недовольно произнёс Бонапарт. — Меня интересует другое. Видите ли вы в позициях слабое место?

— Пока не нахожу, — неуверенно ответил Бертье.

— А я нашёл. Ключ победы в сражении не на высотах, где Бородино, а южнее: у Семёновских флешей. Там, у Бородино, течёт Колоча, берега её круты и представляют собой труднопреодолимое препятствие, у Семёновских же флешей берега размыты, а сама река преодолима вброд. Здесь и должны быть наши главные силы. Ней, Даву, вы поняли?

— Так точно, сир!

— А кого же направим на Бородино? — вгляделся в карту Бертье.

— Там будут войска Евгения Богарне и корпус Понятовского.

Находившиеся здесь пасынок Наполеона Евгений и польский генерал Понятовский шагнули вперёд.

— Мой сир, — подал голос Даву, — дозвольте высказать. Прошу направить мой первый корпус с отрядом из корпуса Понятовского по Старой Смоленской дороге в тыл русскому воинству. Мы сумеем ночью пробиться глубоко в его расположение, овладеем редутами и к семи часам утра завершим раз гром неприятеля на его левом фланге.

Манёвр был дерзким и заманчивым. Всем присутствующим на колокольне военачальникам он не показался авантюрой. Они, и в том числе Наполеон, ценили боевые качества маршала, несмотря на его слабость: излишнее восхваление самого себя.

«А что?» — вопрошал взглядом Бертье. Он был склонен принять предложение Даву.

— Нет, — после недолгого раздумья произнёс Наполеон. — Не станем рисковать ночным нападением. Мы добьёмся победы и в дневном сражении. А через шесть дней будем в Петербурге.

В то самое утро, когда Наполеон разглядывал с высокой колокольни русские позиции при Бородине, князь Кутузов в бревенчатой избе вглядывался в лежавшую пред ним карту с диспозицией войск на предстоящее сражение.

Его внимание привлёк левый фланг, где находились подчинённые Багратиону войска. Кончик карандаша, скользивший по карте, остановился у флешей, которые по замыслу должны были огнём орудий и засевшей в них пехоты рассечь боевой порядок французов и затормозить их продвижение.