Генерал Родимцев. Прошедший три войны

Главари путчистов обратились к фашистским режимам Италии и Германии с просьбой о поставках оружия. Примерно в те же дни с аналогичной просьбой обратились к европейским правительствам и республиканцы. А вскоре обе воюющие стороны попросили прислать им на помощь и иностранных военных советников. Драматические события в Испании стремительно выходили за национальные рамки.

В то же время правительства большинства стран Европы, не желая быть втянутыми в конфликт, а также руководствуясь собственными интересами, подписали 24 августа общеевропейское соглашение о невмешательстве. Его участники обязались не поставлять в Испанию военные материалы и не пропускать их через свою территорию. Но фатальным недостатком этого соглашения явилось то, что в нем не было прописано никакого механизма контроля за его выполнением.

Девятого сентября в Лондоне начал работу международный «Комитет невмешательства в испанские дела», в который вошли 27 государств, в том числе Советский Союз и Германия. Но очень быстро стало очевидным, что принятые комитетом документы носят декларативный характер и не являются препятствием начавшимся уже вскоре поставкам мятежникам оружия из Германии, Италии и ряда других стран.

В ответ на двусмысленную позицию некоторых европейских государств на защиту республиканской Испании встали прогрессивные люди всего мира.

Добровольцы! Это слово мгновенно стало символом времени!

Советские люди одними из первых откликнулись на призыв Испанской Республики о помощи в защите демократических преобразований, в борьбе с надвигающимся фашизмом. Начало августа 1936 года выдалось в Москве невероятно знойным, столбики термометров подбирались к сорокаградусной отметке. 3 августа на улицы Москвы, раскаленные солнцем не меньше, чем улицы Мадрида в эту пору, по призыву профсоюзов вышли люди разных профессий и возрастов, чтобы собраться на Красной площади на митинг, в котором приняли участие 120 тысяч человек.

В обращении, принятом на митинге, в частности, говорилось:

«Трудящиеся столицы Советского Союза, города Москвы, выражают свою братскую солидарность с испанским народом, героически защищающим демократическую республику и независимость своей родины против мятежа фашистских генералов, злейших врагов испанского народа».

По призыву москвичей в короткий срок была собрана большая сумма денег, на которую закупили продовольствие и одежду для испанских детей и женщин. В конце сентября – начале октября судами «Нива» и «Кубань» груз доставили в испанский порт Аликанте.

Как и большинство советских граждан, Александр Родимцев с волнением брал по утрам в руки свежий номер газеты и сразу же искал новости из Испании. Газеты сообщали и о том, как все новые добровольцы, группами и в одиночку, минуя многочисленные запреты и преграды, рискуя жизнью, прибывают в Испанию, чтобы влиться в ряды защитников республики. Читая газеты, он повторял про себя ставшую крылатой фразу: «Но пасаран!» Она не выходила у него из головы уже много дней.

Вспоминая о тех днях и о том, как к нему пришло решение стать добровольцем и отправиться в Испанию, отец рассказывал, что это произошло само собой, без посторонних советов и разговоров на эту тему. Он чувствовал, что может быть полезен на фронте как хорошо подготовленный профессиональный военный и искренне надеялся, что если он подаст рапорт, то будет сразу же замечен и его просьбу удовлетворят. Хотя он, конечно, совершенно не представлял, каким именно образом это будет происходить.

Однако на деле все происходило не так гладко и быстро. Отец несколько раз обращался к командованию с просьбой направить его в качестве добровольца в Испанию, чтобы сражаться против мятежников. Но вслед за первым эмоциональным, хотя и осознанным, порывом и надеждой на то, что его просьба будет удовлетворена, появилась тревога. Он ни словом не обмолвился о своих планах жене, и пока старался не думать о том, что он скажет ей, если придется надолго расстаться, оставив ее одну с маленькой дочкой на руках.

Шли дни, ответа не было, и отец совсем уже было решил, что его рапорт оставили без внимания, когда в сентябре его вызвали к комдиву Урицкому. О своем, возможно, самом главном в жизни разговоре с командованием, определившем, по сути, всю его военную судьбу, он так написал в своих воспоминаниях:

«Девять часов вечера. Подошла моя очередь. Встал со стула, мысленно повторил про себя: “Товарищ комдив, старший лейтенант Родимцев по вашему вызову прибыл”. Волнуясь, открыл дверь кабинета. Человек в военной форме, с посеребренными висками… поднялся из-за стола и подошел ко мне. Пожал руку, предложил сесть.

– Нам известно, – начал он, – что вы более трех лет командуете взводом в полковой школе. Мы согласны, Александр Ильич, удовлетворить вашу просьбу. Поедете в Испанию. Там позарез нужны пулеметчики. Довольны?

– Большое спасибо, – ответил я. – Оправдаю доверие.

– У вас жена и дочка?

– Так точно.