Генерал Родимцев. Прошедший три войны

Дивизия получила передышку. Но даже в дни затишья смерть поджидала каждого – и бойца, и командира дивизии, в самых неожиданных местах, даже тогда, когда, как казалось, ничего не предвещало опасности. В один из морозных декабрьских дней отец возвращался из штаба армии в дивизию на своей потрепанной, но еще вполне шустрой «эмке» вместе с адъютантом Шевченко и водителем Мишей Косолаповам – тем самым, который за три месяца до этого едва не привез Родимцева прямо в лапы немцев.

Но смерть словно гонялась за отцом по пятам – то в облике франкистских мятежников в Испании, то в разрывах бомб и грохоте гусениц немецких танков на берегу Сейма и в селе Казацком, то в виде толпы немцев посреди села, наблюдающих, как к ним в руки едет советский полковник… На этот раз своим орудием она избрала шестерку немецких истребителей, неожиданно появившуюся в ясном небе. Видимо, самолеты возвращались с задания, но увидели прекрасную мишень – легковой автомобиль на белом снегу, на узкой дороге посреди степи. Ход мыслей немецких летчиков понятен: легковушка – значит, едет начальство, деваться им некуда, хороший повод израсходовать оставшийся боезапас. Тем более что этому сопутствует приятное чувство собственной безнаказанности.

Об этой игре в рулетку с немецкими самолетами, практически без шансов, отец рассказывал мне так: «Поначалу мы решили, что они пролетят своим курсом, не тронув нас. Но нет! Они решили поохотиться. Вся шестерка развернулась и, выстроившись в линию, пошла прямо на нас. Увидев это, мы выскочили из машины. Я и Шевченко бросились в снег, а Миша залез под машину. Один за другим самолеты, стреляя из пулеметов, проносились так низко, что над нами взметались вихри снега. Когда пролетел последний, я встал, осмотрелся, вроде цел, ко мне пробирается по снегу Шевченко, у него тоже ни царапины. Это было невероятно! Мы окликнули Мишу, он молчал, мы бросились к машине. Она была исполосована пулями. Не успели мы до нее добраться, как адъютант крикнул: «Они возвращаются!» Признаться, я этого не ожидал. Неужели, улетая, они наблюдали за нами? Вшестером гоняться столько времени за одной машиной! Мы снова кинулись в разные стороны, проваливаясь по пояс в снег. Прежде чем упасть лицом вниз, я успел заметить, что они разделились на пары – одна шла на машину, другая на меня, третья на Шевченко. Если б знать, что они вернутся, мы бы хоть как-то замаскировались. Положение было ужасно глупое и отчаянное – лежать на открытой местности как мишень и ждать, что тебя сейчас прострелят! Я слышал, как пули с шипением вошли в сугроб рядом с моей головой… Едва я поднялся, не веря, что жив, как вновь услышал гул самолета. Рванулся в сторону, неловко упал на спину. Я замер и лежал, глядя вверх, видя, как один самолет летит прямо на нас над самой землей. Я закрыл глаза, подумал, что в третий раз чудо вряд ли произойдет… Он пролетел над нами не стреляя. Видимо, вернулся убедиться, что мы мертвы. Ведь не поленился же, мерзавец! Я встал, осмотрелся. Следов крови нигде нет. Шевченко, живой, подбежал ко мне. Вдруг он схватил полу моей куртки: «Смотрите, три дыры от пуль! Александр Ильич, мы с вами будто заговоренные».

Мы бросились к машине. Из-под нее раздавались стоны Косолапова – машина осела на пробитых шинах и придавила его. С помощью домкрата нам удалось его вызволить. Он был весь в крови, но в сознании. Тем, что нашлось в аптечке, мы пытались перевязать его, но он был весь иссечен пулями. Удалось лишь остановить кровотечение. Вскоре за нами приехала машина.

Позже я заехал в медсанбат навестить Мишу. Врач рассказал мне, что он получил восемнадцать пулевых ранений, но идет на поправку, и просил не отправлять его далеко, чтобы вернуться в свою часть. Поговорить с ним мне не удалось, он спал. Мы не стали будить его. Я поблагодарил хирурга и приказал отправить Мишу в тыл. До конца войны я больше с ним не встречался, но запомнил его навсегда».

В декабре, после нескольких дней тишины, десантники, ставшие отличными пехотинцами, вновь атаковали врага. Неготовые к зиме гитлеровские части отходили, но нехватка артиллерии и почти полное отсутствие авиационной поддержки не позволили нашим войскам развить успех. Так уходил в прошлое первый год войны.

Самое жаркое лето

В январе Нового 1942 года, в разгар боев на курской земле, в дивизию Родимцева прибыл член Военного совета армии И.С. Грушецкий, который зачитал приказ, полученный из Кремля:

«19 января 1942 года. Москва. В многочисленных боях за нашу Советскую Родину против немецких захватчиков 87-я стрелковая дивизия показала образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности. Ведя непрерывные бои с немецкими захватчиками, 87-я стрелковая дивизия наносила огромные потери фашистским войскам и своими сокрушительными ударами уничтожала живую силу и технику противника.