Генерал Рубцов

Пора и нам. Поднялся я из окопа, крикнул: «Вперед, курские!»— и побежал. Стрельбы вражеских пулеметов не слышно, а пули и слева, и справа, и над головой пролетают, так тонюсенько, по-осиному жужжат. Кой-кто падает. Вижу, как спотыкаются и со всего разбега кувыркаются убитые кони. Но слева и справа волной катится вперед и вперед красноармейская цепь: весь полк в атаку пошел. Вижу, что кавалеристы уже в районе вражеских позиций, там из окопов выскакивают солдаты, оглядываясь, пускаются наутек. Удирают!

От Лаишевки до Симбирска гнали мы беляков безостановочно. Одновременно с нашей 15-й Инзенской дивизией ворвались на улицы города другие соединения и части нашей армии. Симбирск мы взяли.

После поражения Поволжской белогвардейской армии в сентябре 1918 года начали наступление и другие армии Восточного фронта.

А что касается ордена Красного Знамени, то меня наградили им за форсирование Сиваша, а нашу 15-ю Инзенскую стрелковую дивизию стали называть Сивашской. Но об этом, ребята, мы поговорим в другой раз. О Халхин-Голе я тоже рассказывать не буду, а просто попрошу кого-нибудь из участников боев побывать у вас. Как? Договорились?

— Договорились! Согласны! — закричали школьники.

— А теперь мой совет вам — хорошо учиться. Особенно тем, кому нравится военное дело. Нам нужны грамотные, глубоко знающие науки бойцы и командиры. Умейте отлично стрелять, это очень важно. Всего вам доброго, ребята!

Предчувствие

Сразу же после возвращения из отпуска, который супруги провели в Сочи, комбриг Рубцов отправился в штаб дивизии. То, что Федор Дмитриевич был необычно взволнован, не ускользнуло от Евгении Григорьевны. Но серьезного значения этому она не придала. Еще свежи были впечатления от беззаботно и весело проведенного месяца, как бы сократившего для них суровую уральскую зиму. И не верилось, что в январе где-то зеленеют пальмы и что это «где-то» всего в четырех сутках езды от Перми.

Вернулся Федор Дмитриевич скоро, и по лицу его можно было определить, что он очень доволен.

— Ну как, Женя, разобрала чемоданы? — спросил жену, озабоченно оглядывая комнату, где на стульях, диване лежали вещи, их Евгения Григорьевна выложила из чемоданов и еще не успела, убрать. — Сегодня вечером к нам придут гости, надо бы кой-что приготовить.

— А что случилось, Федя? — Евгения Григорьевна отложила пальто, которое держала в руках, намереваясь повесить в шкаф.

— Ничего особенного! Завтра я уезжаю в командировку, вот и хотел посидеть с друзьями на дорожку. Ты только не волнуйся, — закончил он торопливо, увидев, как побелели щеки жены.

— Федор! Куда ты едешь? — Евгения Григорьевна в недобром предчувствии опустилась на стул, не замечая на нем стопку аккуратно сложенного белья.

— Понимаешь, Женя! — Он заходил по комнате. — Еще летом прошлого года я подавал рапорт с просьбой направить меня вместе с дивизией, уходившей в Монголию. Не удовлетворили. Здесь, оказывается, был нужнее. Товарищи воевали, а я… Да что говорить? В общем, когда возник конфликт с Финляндией, я снова подал рапорт с просьбой направить меня в действующую… В Москве был в управлении кадров Наркомата обороны. Обещали. А сегодня позвонили от наркома в штаб. Подписан приказ о моем переводе. Завтра еду. Успокойся, Женечка! Не каждому доверяется брать линию Маннергейма. — И он добавил ласково: — Гордиться должна, глупенькая!

А она все сидела на стуле, смотрела на Федора Дмитриевича, слушала, что он говорит, и никак не могла смириться с мыслью, что он уезжает, уезжает не просто в ко-мандировку, а на войну.

Так вот куда он уходил, оставив ее на вокзале, когда возвращались из Сочи и делали пересадку в Москве! Вот, оказывается, почему он был после этого до самой Перми сосредоточенно замкнут! Вот почему он сразу, не отдохнув с дороги, ушел в штаб!

— Женечка! Я не хотел тебя волновать раньше времени. Понимаешь? — Теплые руки мужа легко подняли Евгению Григорьевну, прижали к груди. — Ну, успокойся, улыбнись, у нас мало времени! Поверь, все будет хорошо!

Из дневника Евгении Григорьевны

15 января 1940 года. Сегодня проводила Федора Дмитриевича. Все произошло так быстро и неожиданно… Только оставшись с Леной на опустевшем перроне, я полностью осознала, куда и зачем уехал мой Федор. На штабной «эмке» Ян Семенович[1] завез нас домой. Какой все-таки душевный он человек! Дорогой старался успокоить меня, взбодрить, а у подъезда дома помог выйти из машины, признался, что очень завидует Федору и верит в него. Ян Семенович был заместителем Федора по строевой подготовке, а теперь принял дивизию.

Накануне отъезда вечером у нас собрались друзья Федора, как говорится, на прощальный ужин. Были военком Иван Петрович Беляев, начальник штаба Николай Михайлович Маковчук и Ян Семенович. Говорили о службе, о задачах в связи с напряженной международной обстановкой. Выпили за скорую победу, счастливую дорогу, за возвращение. А я все не могла поверить, что Федор уедет.