Генерал Самсонов

Рядовые Полтавского пехотного полка Токарев и Байков шагали рядом, и оба радовались, предвкушая близкий отдых. Токарев при этом бранил немцев за то, что не пожалели город, а Байков их одобрял, правда, одобрял из корыстных соображений, ибо так ему было легче урвать вскоре что-нибудь и для себя.

Токарев, носатый, большой, важный солдат, имел, несмотря на молодость, жену, двух детей, свое хозяйство. Его уважали взводный и ротный, знал даже батальонный.

Байкова никто не знал, он держался подальше от начальства, а приказания исполнял неохотно, притворяясь тупым.

Сейчас он нес в мешке ополовиненный свинной бок, напоминавший о себе жирными мухами, которые приманивались теплым сырым запахом.

- Не оставляют нас в городе! - сказал Байков, когда миновали городские дома и без привычных российских пустырей и свалок, потянулся вдоль шоссе луг и стали видны каменные крепкие, но все же сельские постройки. - Другим добро достанется!

- Да у тебя мешок занят, - ответил Токарев насмешливо, не давая ему даже в мыслях заниматься непотребным делом.

- Ладно, - оказал Байков. - Не последний город.

На ночевку остановились в польской деревне. Токареву и Байкову повезло, их определили на постой в хату, а многим выпало - просто под открытым небом, а ночи уже холодные.

В польской деревне еще было и поспокойнее. Про германские предупреждали, - там воду травят, стреляют в спину, поодиночке безоружными не ходить.

Разместились кое-как, и всюду заскрипели журавли, затрещали поленья, задымили кухни.

Токарев в ожидании еды раздобыл колоду, налил в нее воды, стал мыться. Войны он не чувствовал и поэтому чуть удивлялся, опрашивая себя с тревогой: какая же она? От мучений, смерти никто не мог избавить, и он думал не о них, а о том, как сохранить опору среди надвинувшейся вольной злой стихии. Опору для души могло дать умиротворение перед черной бедой. Вое в руках Господа, думал Токарев, от судьбы я не уйду, поэтому надо делать то, что хорошо для души, и мне будет опора.

И он выполнял свои обязанности - как перед командиром, так и перед собой: работал, молился, содержал себя в чистоте.

Вымывшись, Токарев стал стирать рубаху и портянки, стараясь подольше сберечь маленький кусочек серого мыла. Оно едко пахло, и этот запах напоминал Токереву, что он один среди тысяч совсем чужих ему людей, и перед ним вставали образы его жены и детей. Было жалко их, себя, несобранного урожая. Хотя он знал, что сельское общество поможет, хотелось убедиться, хорошо ли помогли.

Пока он стирал, у него перед глазами мелькал Байков, настраивавший посреди двора костерок. Потом потянуло дымом и мясным прижарком. Вокруг Байкова стали собираться солдаты, кто с пучком соломы в руках, кто со щепкой, кто так, без ничего.

Токарев закончил стирать, тоже подошел к костру. С мяса текло расплавленное сало, трещало на огне. Он, как и все, с утра ничего не ел, сгрыз на ходу только один сухарь, и сейчас глядел на поджаривающуюся свининку с большим желанием.

- Что, Федор? - спросил Бойков. - Хочется? А консерва у тебя есть?

- Есть, - сказал Токарев. - Да разрешения нету.

- Вот убьют тебя, а все разрешения не будет, - усмехнулся Байков; сам-то он давно слопал свой запас, как и многие солдаты.

- Смерть не угадаешь, - ответил Токарев. - Может, твоя смерть далеко, моя близко... Что ж теперь? Я должен потерять человеческий облик?

- Так мы серая скотинка, - подзадоривая, вымолвил Байков. - Идем за смертью. А нам грехи отпускают, поят и кормят. Да коль худо кормят, то я могу на ихнее разрешение накласть свой прибор. Могу аль не могу?

- Ну можешь, чего там, - сказал Токарев. - Только тогда ты вроде откалываешься от мира, я так понимаю. Выходит, ты говоришь миру: ты худой, я без тебя проживу...

Солдаты с уважением слушали его, ощущая в нем очень нужную им силу, которая одновременно и закрепощала, и укрепляла их.

- А ты, Байков, не дашь ему мясца, что он запоет? - спросил жилистый, со сломанным носом солдат Ужаков, такой же, как и Байков, бесхозяйственный в прошлом крестьянин, перед мобилизацией работавший на фабрике.

- Чего ж не давать? - возразил другой солдат. - Надо всем разделить.

- Всем, всем, - решили остальные.

- Всем, так всем, - легко согласился Байков. - я ведь тоже, когда новую свинку добуду, - со мной, выходит, германцы поделятся.

Солдат с кривым носом засмеялся. Остальные не поняли, чему тот смеется, поняли лишь одно, что Байков собирается тащить и дальше.

- Пойди, Федор, к хозяйке, попроси хлебца, - сказал кривоносый, - Ты ласковый, она тебе все даст, что ни попросишь.

Хозяйка, пожилая тетка, сидела на скамеечке у дверей хаты и строго глядела на солдат.

Токарев подошел к ней и увидел в ее глазах ожидание какой-то беды.

- Хозяйство, - сказал он, поводя рукой в сторону скотного сарая, - И у меня есть хозяйство.

- Ниц нима, - ответила она,

- Двое деток, - показал Токёрев. - Жена, мать, отец.

- Ниц нима, - сердито повторила хозяйка,

- Ты не бойся, - сказал Токарев, - Не бойся.Мы переночуем и дальше пойдем... Вот только хлеба у нас нет...