Но и подводить рыжего не хотелось. Он вышел в коридор и прямо сейчас орлом держал оборону, громко объясняя въедливому Беранже что-то вроде: «комнату попросил придержать незнакомый гость, сказал, что вернется…».
Церемониймейстер настаивал, Тибо о чем-то спрашивал, дверь подрагивала и пора было решиться — оставаться и быть заподозренной, что жду этого самого «гостя» или лезть в окно.
Я еще раз бросила взгляд вниз и… запрыгнула на подоконник, а оттуда — торопливо сползла на внешний каменный барельеф, декоративно опоясывающий стену. Балкончиком его было не назвать, ширина не более трех ладоней, но, включив искры, неспешно двигаться по нему было вполне возможно. Постараюсь добраться до угла и спрыгнуть на травянистом пятачке, где уже не будет роз.
— … Повторяю еще раз, — раздался из библиотеки голос Беранже, и я быстро пригнула голову. Пальцы, вцепившиеся в фасадный отлив, побелели, но не дрожали. — Поступаешь просто — стоишь на входе, а когда вернется твой обидчивый гость, скажешь, что комнату мы забрали для государственных нужд.
Я замерла, прокручивая в голове, что именно видят вошедшие. Оставленные на столе блюда… Нормально. Предположим, некоему лэру надоело есть в одиночку, он встал и пошел искать сотрапезника.
И приоткрытое окно их не должно удивить. В такую жару почти все проветривают помещения, пытаясь добиться хоть какого— то движения воздуха. Но все равно остается риск, что кому-то из вошедших вдруг вздумается выглянуть в сад, а тут я на парапетике сижу…
Беги, Хани, беги. Прижавшись щекой к теплому камню, я, осторожно перебирая ногами и молясь, чтобы не запутаться в юбке, пошла подальше от библиотеки.
— … Я знаю, чего вы добиваетесь, лэр Ципель, но Его Величество на это не пойдет…, — донеслось из покинутой мной комнаты, и ставня хлопнула, приглушая звук, но не отрезая его полностью. — … расскажу… ваши игры…
Ох, еще и подковерная политика. Не хочу это слышать!
Я все больше осознавала, насколько вредят мне детские привычки и внезапные порывистые решения. А что, если какая— нибудь служанка, пробегая внизу, заметит меня и поднимет крик? Чем я объясню свои цирковые антраша, особенно если получу обвинения в шпионаже? Шла-шла и заблудилась? Ах, что вы говорите, неужели я на стене?! То-то смотрю, идти неудобно.
Хотелось поспешить, но я заставила себя успокоиться и продолжить аккуратное, сосредоточенное движение приставным шагом. Прилипая к стене так, что кожа на ладонях и щеке начала гореть. Зато без происшествий добралась до следующего окна.
К моему удивлению, оттуда раздавались звуки пыхтения, будто кто-то решил срочно потренироваться. Причем неизвестный мужчина демонстрировал какие-то заоблачные результаты, потому что время от времени ему вторил восторженный женский голос: «Ах, ты великолепен! Еще!». Невидимая девушка только что в ладоши не хлопала, столько радости, как у ребенка на празднике.
Старательно пригнув голову, я миновала смешную парочку и отправилась дальше. Осталось только одно узкое оконце и два огромных, скорее всего торцевых бальной залы. К моей радости, дальше барельефный кант становился немного шире и можно будет чуть ускориться.
— … сам женись на этой эльвинейской дуре, — послышалось из оконца. Этот презрительный, через губу тембр, легко узнаваем. Младшего принца Людвига мне уже не обязательно видеть, чтобы определять по паре первых слов. — Она же не просто так лицо закрывает, скорее всего страшненькая до оторопи.
Эльви…Что? Приличная лэра закрыла бы уши и пошла быстрее. Но таковые лэры по фасадам не ползают, во всяком случае я их пока тут не встречала. Лично я остановилась как вкопанная.
— Дело не в красоте, — проронил второй. — Пора тебе, братец, привыкнуть, что мы женимся не на девушках, а на землях.
Ого, очень похожие принципы были у папы. Он говорил: «Браки Хельвинов посвящены Эльвинее». И я с малолетства привыкла к мысли — мужа выбирать надо по размеру пользы, которую он принесет герцогству. И только во сне, изредка, виделся мне смутный образ незнакомого молодого мужчины: мы шли с ним по весеннему лесу, под пение птиц, он нежно касался моей руки и говорил негромко и ласково. И нам друг от друга ничего не было нужно, кроме как гулять рядом и дотрагиваться легко пальцами.
Однажды я рассказала свой сон Мириам, она меня обняла и заплакала. А я ее гладила по голове, по длинным темным волосам и думала, смогу ли я сделать хоть что-то для сестры-фантазерки.
Большие возможности — это всегда большая ответственность, любой аристократ должен понимать это с младых ногтей. Но для младших можно сделать послабление, с них спрос меньше, правильно?
Судя по всему, Людвиг придерживался похожей точки зрения.