Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Все замечали, что Федор Иванович по вечерам уходил и возвращался поздно, стал рассеянным. Не иначе, нашел даму сердца. В очередное воскресенье он старательно повязал новый галстук, натянул купленные накануне белоснежные перчатки. Надушившись, он оглядел себя в зеркало, хмыкнул и заспешил на выход. До встречи оставалось немного времени, но он высчитал путь с точностью до минуты.

— Уж какой вы ныне пригожий, — сказал ему приятное Митрофаныч.

Тот расплылся в улыбке, взялся за начищенную дверную ручку и… на перчатке во всю ладонь появилось черное пятно.

— Что такое? — выпучил он на Митрофаныча глаза. — Что это?

Хотел осторожно вытереть с новых перчаток грязь, но только размазал. Понюхал: вакса. Та самая, которой мазали сапоги. Немца бросило в жар.

Митрофаныч стоял ни жив ни мертв. Откуда такое? Сегодня он не трогал злосчастной банки. И тут пришла догадка: барчонок недавно тут крутился. Неужто его рук дело?

Но гувернер и сам обо всем догадался!

— О, майн гот!.. О, тейфель! — Он с яростью сорвал с рук перчатки. — О, я зналь, кто это делаль! Какой злой шутка! Михель! Михель!

Но того поблизости не было.

Развязка произошла на следующий день. К сестрам пришли подруги и среди них — черноокая, с чубчиком Звездочка. Так назвал Михаил девочку, которая вызывала в нем волнение. Глаза у Звездочки были бархатными, бездонными, хотелось в них смотреть и смотреть. Он чувствовал себя защитником девочек, доблестным рыцарем, о которых читал в книжках.

И тут вошел Федор Иванович. Его появление не предвещало ничего приятного.

— Подите ко мне! — чуть не срываясь на крик, позвал он Михаила. — Ви вчера делаль глупость. Ви сегодня дольжен отвечайт.

Все замерли. Тон был явно оскорбительным. Михаил понял все. Присутствие девочек и Звездочки, однако, придало ему смелости.

— Ви негодный мальчишка, теперь молчайт! Вчера ви шкодить! Но герр Швердт не позволяйт себя унижайт. Он знайт себе цену!

С этими словами он приблизился и быстро влепил Михаилу пощечину. Девочки взвизгнули. Секунду мальчик не мог прийти в себя. Получить унизительную пощечину? При девочках? В присутствии Звездочки? Нет, это унизило его до позора, с этим он не мог мириться.

Он видел перед собой ненавистное, а сейчас торжествующее лицо своего мучителя. Ну, нет же, такое он не простит, он отстоит свою честь. И, не раздумывая более, хлестнул в ответ по ненавистному лицу. От неожиданности немец остолбенел.

— Что-о? Ви драться? Да как ты посмел?

Но Михаил не удостоил его ответом. Повернулся и, гордо вскинув голову, направился к двери.

Вечером Дмитрий Иванович имел недолгий разговор с Швердтом, а наутро гувернер выехал из дома, оставив по себе недобрую память. Михаила же вскоре отправили в Париж, в известный пансион француза Дезидерия Жирардэ. Те, кто знали его, отзывались о нем с уважением, называя его человеком высоких качеств и умелым воспитателем юных душ.

Неохотно отпускала от себя Ольга Николаевна любимца. Но утешалась мыслью, что в далекой Франции стремление Мишеля к военной карьере угаснет, проявится интерес к гражданской службе.

Знаменитый дед

Мишеля, Иван Никитич, был армейским служакой в прямом смысле слова. Родился он в семье сержанта, выходца из крепостных, несшего службу в Оренбургской крепости. В этой крепости и прошло детство Ивана. А в четырнадцать лет, после смерти отца, он заменил его по службе. Почти пятнадцать лет прослужил Иван в нижних чинах. Лишь когда исполнилось двадцать девять, его произвели в подпоручики, первый офицерский чин. Несмотря на малограмотность, он имел ясный ум, преотлично знал службу, а пребывая в писарях, набил на сочинительстве служебных бумаг руку, овладел слогом.

Боевое крещение Иван Скобелев получил в сражении против наполеоновских войск в Пруссии. Ближайшие начальники отметили его воинскую доблесть, сноровку.

В войне против Швеции в 1807 году за боевые отличия он удостоился золотой шпаги и ордена Владимира. В бою осколком ядра ему оторвало три пальца правой руки, сильно контузило. Однако это не помешало Скобелеву принять предложение Николая Николаевича Раевского ехать на Балканский фронт. Там он вновь отличился при штурме крепостей Силистрии и Шумлы, за что был отмечен орденом Анны.

Раны давали знать, и в 1811 году по состоянию здоровья Ивана Никитича уволили из армии в чине капитана.

С превеликим трудом отставной служака Иван Скобелев устроился в петербургскую полицию квартальным надзирателем. И тут нес службу старательно, честно, как он говорил, «по долгу и сердцу». Тогда же произошел случай, который спустя год сыграл в его жизни значительную роль.

Летом в императорском дворце произошла кража. У цесаревича Константина Павловича пропали алмазные знаки ордена Иерусалимского. Кто похитил — неизвестно, но за их сохранность отвечал камердинер Рудковский.

— Не найдешь — сгною, — пообещал цесаревич.

Рудковскому хоть в петлю от таких обещаний. В ту пору ему повстречался квартальный надзиратель Скобелев. Без особой надежды на помощь рассказал он о своем горе.

— Где я найду эти треклятые алмазы? Посуди, Иван Никитич.