Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Михаил Дмитриевич опустился на стул, как подкошенный. Потерять три тысячи верблюдов — значило сорвать экспедицию, признать невозможность предприятия или в лучшем случае отодвинуть ее проведение на неопределенный срок!

— Вы понимаете, господин майор, что говорите? Вы отдаете отчет в случившемся?

— Так точно, ваше превосходительство. Тыкма-сардар обезножил отряд.

Глаза Скобелева позеленели, на лице выступили пятна — верный признак подступившего гнева. Ко всему еще он чувствовал приступ лихорадки.

Неизвестно, чем бы закончился разговор, если бы не вмешался Гродеков.

— Ваше превосходительство, дозвольте мне заняться делом, я разберусь и доложу. А вы, майор Громов, ступайте.

Майор поспешил выскочить.

Верблюдов для транспортировки грузов к Геок-Тепе собрали с большим трудом. В среднеазиатских условиях они незаменимы, от них зависит успех операции. Это понимал и Тыкма-сардар. И вот теперь, выследив места нахождения животных, он в одну из ночей совершил дерзкий налет на стойбища и, перебив охрану, угнал их. Это был серьезный удар, равносильный поражению. Скобелев рвал и метал. А тут еще жестокая лихорадка безжалостно трепала больного, словно бы испытывала организм на прочность. Казалось, болезнь изведет его совсем, прежде чем он поведет войска к далекой крепости. Порой им овладевала мысль, что наступил его черед вслед за родителями уйти в мир иной. И было обидно от сознания, что прожито всего тридцать семь лет и далеко еще не все сделано.

Но и болея, он не забывал о предстоящем походе и штурме крепости, беспокоился, как готовятся войска, как транспортируются грузы. В те дни ему в голову пришла мысль направить Гродекова в Персию, чтобы создать и там базу снабжения, когда войска подойдут к крепости Геок-Тепе.

— Мысль достойная. Непременно нужно сделать, как вы предлагаете, — согласился начальник штаба. — Мы теперь же начнем к этому готовиться.

А верблюдов пришлось вновь покупать…

И вот настал день, когда отряд тронулся в путь. Предстояло в условиях суровой, бесснежной и ветреной зимы преодолеть расстояние почти в девятьсот верст. Ветер неистовствовал. Он обжигал, сек лицо и, поднимая тучи пыли, слепил глаза. Невыносима пустыня летом, но еще нетерпимее она зимой. Наконец отряд сосредоточился в удобном туркменском селении, названном с прибытием русских войск Самурским укреплением. До крепости Геок-Тепе рукой подать, всего двенадцать верст.

В эти же дни подошел из Туркестана отряд во главе с Куропаткиным. Его недавний сподвижник служил под Ташкентом и в последнем письме просил Михаила Дмитриевича причислить его к ахалтекинской экспедиции. Скобелев уважил просьбу, направив письмо военному губернатору Кауфману с ходатайством направить в его подчинение отряд туркестанцев под командованием Куропаткина. Веко-ре от генерала Кауфмана пришел обнадеживающий ответ, а через несколько дней доставили письмо и самого Куропаткина. Он сообщал, что ведет отряд численностью почти в девятьсот человек и с ним — большой караван со всем необходимым.

Алексей Николаевич оказался, как всегда, точен. Преодолев по сыпучим пескам безводной пустыни семьсот верст, отряд в назначенный день был на месте. Не без гордости доложил, что за весь нелегкий путь имел только одного больного. Они дружески обнялись, расцеловались. Впервые они встретились здесь, в Туркестане, потом вместе делили боевые тяготы на Балканах, под Плевной, Ловчей. И снова судьба свела их. На плечах недавнего капитана теперь уже лежали полковничьи погоны, и Михаил Дмитриевич душевно поздравил его с высоким чином.

В дальнейшем судьба Куропаткина будет необыкновенной. Пройдут годы, он станет военным министром России, а с началом русско-японской войны будет назначен главнокомандующим вооруженными силами на Дальнем Востоке. Но с поражением России в этой позорной войне покатится под гору.

Пророческими оказались слова Скобелева, который однажды, распекая подчиненного, сказал:

— Прекрасный вы, Алексей Николаевич, начальник штаба, отменный! Но добавлю и другое: горе войскам, которые попадут под ваше начало. Командные должности не для вас.

Жизнь свою в 1925 году он закончит, в отличие от многих известных царских военачальников, не в эмиграции, куда его звал французский посол, а в своем бывшем имении в Псковской губернии, где в последние годы преподавал в организованной им школе.

На смотру отряд Куропаткина выглядел отменно. Солдаты как на подбор: рослые, крепкие, с бронзовыми от ветра и мороза лицами. Любо было смотреть, как они с молодцеватым видом, мерно отбивая шаг, проходили мимо генерала.

Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жены? —

рвалась над строем рожденная еще в Отечественную войну 1812 года песня.

Наши жены — ружья заряжены,
Вот где наши жены.

— Да разве поверишь, что они прошагали через пустыню! — воскликнул генерал. — Каков в строю, таков в бою! Сегодня же направьте Константину Петровичу мое восхищение прибывшими.