Но выход из тупика надо было искать. Поэтому Миллер (немецкая фамилия тут абсолютно ни при чем) начал склоняться к союзу с Третьим рейхом. В письме Абрамову он отмечал: «Скажу откровенно, что по мере развития хода событий в Европе, я все более проникаюсь мыслью, что фашистское учение о государственном устройстве является, может быть, единственным якорем спасения от коммунизма при прогнившем парламентском режиме. Поэтому к мысли о популяризации фашистских лозунгов и среди эмиграции, и среди военных и чинов РОВС, в частности, я отношусь вполне сочувственно».
Большинство руководителей Русского общевоинского союза поддержали Евгения Карловича. Однако немцам это было вовсе не нужно. Во-первых, никакая «Единая, Великая и Неделимая Россия» их в принципе не интересовала. А во-вторых, в самой Германии нашлись сразу несколько русских эмигрантов, объявивших себя убежденными националистами и полностью поддержавшими гитлеровской шовинизм. Разумеется, с ними в первую очередь и сотрудничали немцы.
В отчаянии Миллер писал генералу Добровольскому: «У меня имеются основания считать, что их связи и даже их деньги направляются типам вроде Туркула с тем, чтобы в результате было разложение Русского общевоинского союза. Кажется, в Берлине симпатизируют Масальскому, Меллер-Закомельскому и прочим мерзавцам. К несчастью, из всего происходящего можно заключить, что там не хотят пожать протянутую нами руку и что там берут верх сторонники захвата Украины или, по меньшей мере, украинские самостийники».
Справедливости ради стоит сказать, что в отношении Туркула Евгений Карлович глубоко заблуждался. Безусловно, у главного дроздовца был какой-то могучий источник финансирования, позволявший издавать в Париже боевую газету «Сигнал» и вести независимую от Русского общевоинского союза политику. Постоянные поездки Туркула в Берлин, его выступления на собраниях местной группы своей партии и хвалебные высказывания по адресу Гитлера словно бы указывали на его связь с немцами. Французов это откровенно раздражало, и они не сомневались, что Туркул — тайный агент гестапо. Но никаких доказательств не было. Уже после войны выяснится, что он сотрудничал с генералом Осима, японским военным атташе в Берлине. Возможно, именно поэтому главный дроздовец занял непонятную большинству чинов РОВС позицию в отношении отправки добровольцев в армию Франко.
В июле 1936 года в Испании вспыхнула гражданская война, расколовшая русскую эмиграцию. «Союз возвращения на Родину», существовавший на деньги Москвы, тут же организовал отправку добровольцев в интернациональные бригады, защищавшие красное правительство Пиреней. За это всем участникам боевых действий была обещана амнистия от советского народа, предоставление гражданства и возможность вернуться в страну.
Многие чины Русского общевоинского союза в эти дни воспряли духом. Им предоставлялась долгожданная возможность продолжить борьбу с коммунизмом. О ней они мечтали бессонными ночами, когда перед глазами, сменяясь словно в калейдоскопе, проносились русские поля, луга и леса. О ней они молились ежедневно, ведь жажда мести за поруганную Отчизну становилась единственным смыслом их жизни. Огорчало лишь то, что воевать придется не в России, а в Испании. Но то, что против коммунистов, — компенсировало неудовлетворенность от превращения себя в ландскнехтов. Капитан Орехов писал в те дни: «Наш долг — долг русской эмиграции — принять посильное участие в борьбе с большевизмом, всегда, везде и при всяких обстоятельствах. Не надо преувеличивать свои силы: никаких армий и никаких корпусов мы выставить не можем, единственно, что можно сделать — это создать значительный русский отряд под нашим флагом, который привлечет к себе русских людей, ненавидящих советскую власть».
Журнал «Часовой», которые все воспринимали как неофициальный вестник Русского общевоинского союза, поместил в сентябре 1936 письмо одного из первых русских добровольцев в армии Франко:
«Вот уже четырнадцатый день, как я сражаюсь за наше общее дело на стороне Белой Гвардии.
Я уже писал перед отъездом, что при первых же известиях о восстании испанского офицерства против агентов III Интернационала, я твердо решил вместе с моими товарищами бросить здесь все и идти сражаться. Хотя это грозило мне очень многими неприятностями, я это выполнил…