А почему, собственно, именно Скоблин должен был стать военным министром и диктатором? Среди начальников первого армейского корпуса в 1929 году было гораздо больше авторитетных и известных людей, чем Николай Владимирович. Он, как и Туркул с Пешней, относился к категории «молодых генералов», которым «старые» не очень-то и доверяли. Это первое. Скоблин на тот момент не входил еще во «Внут. линию», которая только-только начинала действовать. И с Шатиловым особо дружеских отношений тогда не поддерживал. Это второе. А есть и еще малость: а кем тогда в этом правительстве видел себя Шатилов? С Гучковым — понятно. Это премьер-министр. А Шатилов? Министр парфюмерной промышленности? Или министр плодородных земель? Совершено очевидно, что Шатилов мог видеть себя при премьере Гучкове только диктатором.
Подобным вздором эмигрантская литература переполнена с избытком. Но есть и вовсе удивительные воспоминания. К примеру — адъютанта Корниловского ударного полка капитана Григуля. В 1967 году в Париже вышла юбилейная памятка — «50 лет корниловцам». В ней, в частности, содержалась его статья «Корниловцы в рассеянии». Разумеется, не обошлось в ней и без «Дела Скоблина»: «Праздник 20-летия полка состоялся в Париже 21 сентября 1937 года. Собрались, во главе с командиром полка генералом Скоблиным, корниловцы из Франции и Бельгии; почетными гостями были генерал Миллер, генерал Деникин, генералы Шатилов, Богаевский, Стогов, Кусонский, адмирал Кедров и специально приехавшая из Брюсселя наша родная Наталия Лавровна, дочь нашего шефа, генерала Корнилова. Присутствовали представители воинских частей и общественности. При знаменах, с почетными часовыми, в переполненном соборе служили молебен; затем был в ресторане роскошный банкет.
А на следующий день генерал Миллер исчез. Вот что произошло: Скоблин предложил адъютанту полка капитану Григулю с женой проводить (вместе с Плевицкой) отъезжавшую Наталию Лавровну; затем Скоблин, Трошин и Григуль посетят генералов Деникина и Миллера, чтобы поблагодарить их за вчерашнее присутствие на празднике. Оказалось, что генерал Миллер, покинув утром дом, еще не возвратился. Побывав у генерала Деникина, снова поднялись к Миллеру — генерала не было. Его супруга в сторонке высказала Григулю свою тревогу, пообещав позвонить, если генерал не вернется к ночи. Около 10 часов ночи Наталия Николаевна Миллер позвонила — генерал не возвратился. Свою тревогу она сообщила адмиралу Кедрову, который спешно созвал в канцелярию РОВС (улица дю Колизэ) генералов Кусонскогого и Стогова и полковника Мацылева. Последний привез из отеля и Скоблина.
Оказалось, что в папке генерала Кусонского была записка, в которой генерал Миллер отметил: „Утром в сопровождении Скоблина еду на свидание“. Вразумительных объяснений Скоблин не дал, и адмирал Кедров предложил всем отправиться в полицию. Все поднялись, Скоблин вышел первым и… исчез! Наутро Плевицкая, вся в слезах, пришла в семью Григуль: „Колю ночью Мацылев увез на улицу Колизе; я прождала до утра, а Коли все нет…“ Подъехала полицейская машина; Плевицкой было предложено ехать в префектуру вместе с И.Я. Григулем и его дочерью, в качестве переводчицы. Плевицкая была арестована. Днем выяснилось, что Скоблин, сбежав из канцелярии РОВС, постучался к нашему капитану Кривошееву и попросил взаймы 2–3 сотни франков: „Кошелек дома забыл!“ С этим и все концы в воду. Факты же сами за себя свой вывод сделали.
Велика была драма корниловцев, их смущение, разочарование, почти физическая боль. „Дело Скоблина“ грозило разложением полка. Но Господь милостив! На первом собрании корниловцев-парижан полковник Бояринцев ободряющим словом призвал всех к стойкости, к сохранению единения Корниловской семьи».
На страницах этой книги я почти по часам разобрал два дня: 22 и 23 сентября. И объяснить бесчисленное количество неточностей в коротком фрагменте воспоминаний очевидца событий капитана Григуля не в силах. Особенно в свете того, что в остальных частях статьи «Корниловцы в рассеянии» ошибок нет.