Несмотря на ранее время, двор резиденции был переполнен воинским людом. Капитан со знаками инженерной роты на вороте кителя, отчаянно жестикулируя, пытался что-то растолковать флотскому лейтенанту, внимавшему бурным речам с крайне флегматичным видом. По соседству с ними не менее отчаянно спорила группа из трех гусар и пяти улан, доказывавших друг другу превосходство своих полков над прочими. Любой довод противной стороны подвергался жесточайшей критике, единственное, с чем соглашались и те и другие, так это с утверждением, что лучшие солдаты Британской Империи служат в кавалерии. В дальнем углу двора отделение пехотинцев под присмотром сержанта, вяло огрызаясь на язвительные реплики снующих туда-сюда порученцев, старательно разбирало пулемет «Максим» на громоздком лафете.
В общем, вокруг царила суета, более подобающая полевому лагерю, чем резиденции коменданта тылового города. Все куда-то бежали или что-нибудь делали, и лишь двое часовых в темно-коричневых с зелеными квадратами килтах и парадных мундирах застыли у парадного входа, не имея возможности даже утереть пот, струившийся из-под высоких меховых шапок.
Отловив солдата в таком же, как у часовых, кителе, но с повязкой комендантской роты на рукаве, Арсенин бегло объяснил причину своего появления. Хайлендер понятливо кивнул, и через несколько минут капитан повторно объяснял свои резоны увидеться с комендантом, но уже дежурному лейтенанту. К удивлению русских офицеров, шотландец никаких препон чинить не стал и проводил на третий этаж здания, чтобы после непродолжительного доклада впустить в кабинет коменданта.
Не обращая внимания на роскошный интерьер, Арсенин всмотрелся в человека, шагнувшего навстречу из-за массивного письменного стола. Словно желая облегчить задачу, хозяин кабинета шагнул вперед и, выжидающе и не без интереса рассматривая посетителей, остановился напротив раскрытого настежь окна.
Вопреки ожиданиям, их встретил не убеленный сединами пожилой интриган, а довольно-таки красивый высокий мужчина средних лет, плотного телосложения, с открытым овальным лицом. Темно-русые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб. Под широкими густыми бровями спрятались внимательные темно-серые глаза. Прямой нос, пышные бакенбарды и усы, волевой подбородок. Флотский мундир с эполетами коммодора британского флота, украшенный серебром медалей. Настоящий морской волк, ничуть не уступающий своим российским коллегам. По крайней мере, с виду.
– Честь имею представиться,– прервал затянувшееся молчание русский капитан.– Владелец и капитан грузового парохода «Одиссей» – Арсенин Всеслав Романович. Со мной мой старший помощник – Политковский Викентий Павлович.
– Коммодор флота Ее Величества Виктории, военный комендант города Дурбан Перси Скотт,– отвесил короткий поклон англичанин.– Чем могу быть вам полезен, джентльмены?
– Дело в том, сэр, что в настоящее время на мое судно и перевозимый им груз таможенными властями порта Дурбан наложен арест,– начал свой рассказ Арсенин.– Причиной этому послужил фрахт, принятый мною полтора месяца назад. Согласно договору я доставил в порт Дурбан динамит, и только здесь мне объявили, что это – запрещенный к ввозу груз. Причем в список запрещенных грузов он попал уже после того, как я больше месяца находился в море. Гражданские власти обещают провести разбирательство, однако за три недели не предприняли ни малейших шагов для начала оного. Надеюсь, после вашего вмешательства данное досадное недоразумение, к взаимному согласию, будет разрешено.
– Мне докладывали и о вас, и о вашем судне,– нахмурился Скотт.– И, честно говоря, я пока даже не представляю, чем бы мог вам помочь…
Комендант, раздумывая над словами Арсенина, замолчал, но стоило ему открыть рот, как входная дверь распахнулась, и в кабинет вбежал давешний дежурный лейтенант.
– Сэр! Прошу простить меня, что я ворвался без доклада, сэр,– попытался оправдаться офицер, судорожно переводя дыхание.– Но вы требовали, чтобы новости с фронта доставлялись вам немедленно, несмотря ни на что. Тем более такие новости.– Шотландец протянул коменданту лист, испещренный каким-то текстом.– Вести из-под Ледисмита, сэр, и надо сказать – дурные вести…
– Да я уж по вашему лицу вижу, что вы не победную реляцию принесли,– проворчал Скотт.– Давайте, Мак-Дугал, что там у вас.
Несколько более поспешным, чем позволяли приличия, жестом комендант вырвал из рук сконфуженного лейтенанта бланк телеграммы и погрузился в текст, все более мрачнея по мере прочтения: