«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи

Разбойничью стоянку они заметили еще издали. Сначала Бирюш, почуяв дым, сдавленно заворчал, а чуть позже сквозь заросли стали заметны всполохи высокого костра. Дед что-то шепнул собаке, и пес, припав к земле, наравне с людьми тихо пополз к окружавшим костер кустам. Вокруг огня сидели трое угрюмых мужиков и, передавая по кругу флягу, обменивались скупыми репликами. У одного на коленях лежал кинжал с длинным, чуть изогнутым клинком, у второго по правую руку валялась солдатская винтовка, у третьего из-за пояса торчала рукоять револьвера.

Дед ткнул пальцем в сторону одного из варнаков, указывая Алексею цель, и взвел курок своего ружья. Внезапно Бирюш безмолвной тенью метнулся влево от костра. Через мгновение из кустов с той стороны послышался жуткий, панический рев, сменившийся предсмертным хрипом. Бандиты, напуганные воплем, вскочили на ноги, но два выстрела, прозвучавшие слитно, как один, уложили двоих из троицы наповал. Третий, даже не думая сопротивляться, кинулся бежать, что-то неразборчиво крича на бегу. Пелевин хладнокровно навел ствол ружья между лопаток беглеца и плавно выбрал люфт спускового крючка. Громыхнувший выстрел оборвал истеричные вопли, над поляной воцарилась тишина, и только костер, разбрасывая искры, безучастно потрескивал сучьями.

– Ты как? – озабоченно нахмурил брови Колыван, внимательно поглядывая на внука.

– Да нормально все,– нехотя бросил парень и через мгновение понял, что все действительно нормально, и убийство двух человек, пусть никуда и не годных, но людей, не затронуло никаких струнок в его душе. Вот только одновременно с этим пришло понимание того, что юность закончилась.

Старик еще раз внимательно посмотрел на внука, но ничего не сказал. Ни в тот день, ни после они на эту тему больше не говорили, в жизни хватало иных забот.

Бродя по Уралу, они ходили по Тобольскому тракту от Тюмени до Тобольска и выше. В пятничный день второго февраля восемьдесят восьмого года в селе Покровском попали на крестьянскую свадьбу Григория Ефимовича Распутина и Прасковьи Федоровны Дубровской. Жених поражал своей молодостью, худобой, болезненной бледностью и пронзительным взглядом. За столом он пил мало, гостей рассматривал внимательно, а когда Колыван и Леша раскланялись и вышли со двора, Григорий неожиданно догнал их, схватил Пелевина за одежду, сунул ему за пазуху пригоршню снега и произнес очень быстро:

– Ты, милай, коли снег-то любишь, морей-океанов стерегись. Не остерегешься – не будет тебе снега никогда боле, а если и будет – то чужой…

А между тем время шло неумолимо. На девятнадцатом году жизни, прожив отпущенный природой срок, сошел в могилу Бирюш. Медленно, но неотвратимо превращался в старика дед Колыван, но вида не показывал, только нет-нет да поинтересуется, не собирается ли Пелевин осчастливить его детишками. Подобные речи деда вызывали у Пелевина неизменную улыбку, и он раз за разом убеждал старика, что за отведенные тому годы тот успеет навозиться с малышней, а пока торопиться не след.

А еще через год Лешу угораздило влюбиться.

Девушку звали Варвара, и насчитывалось ей от роду девятнадцать лет. Жила она в поселке Реж верстах в семидесяти к северо-востоку от Екатеринбурга, куда дед Колыван наведывался время от времени к своему знакомцу – именитому камнерезу Даниле Звереву. Мастер, на зависть всем, выискивал в мелководье речушки Положихи такие камни, о которых на Урале ранее только слышали – алмазы, рубины и сапфиры.

В том самом Реже Леша и повстречал дочь известного местного артельщика.

Невысокая девушка ничуть не походила на статных и румяных деревенских молодок. С виду хрупкая, с темной косой ниже пояса и дивными зелеными очами, за которые кто-то за глаза звал ее ведьмой, а кто-то – племянницей самой Хозяйки Медной Горы. Впрочем, поселковые больше величали ее по прозвищу – Кошкина Княжна, подаренному ей за то, что привечала всех хвостатых обормотов в округе.

Увидев Варю впервые, Леша стал посреди дороги, словно врытая в землю свая, и провожал девушку взглядом до самого поворота. А после три дня ходил, точно по мелководью – волоча ноги и тяжко вздыхая.

От многомудрого деда Лешины страдания, естественно, не укрылись. Довольно хмыкая в седую бороду, старик подсказал, где искать прелестницу, и, отправив краснеющего и смущающегося парня со двора, долго смотрел ему вслед, еле слышно шепча молитвы себе под нос.