Генерал террора

Савинков не жалел, что вопреки всякому здравому смыслу ринулся в здешние гибельные места. До пятисот штыков уже собралось в окрестностях Рыбинска, а где им обретаться в таком небольшом городишке?

В молодые годы, убегая от жандармов из Нижнего Новгорода по Волге и Шексне, он насквозь прошёл эти побережья. Именно на Железных Полях и потеряли жандармы его след. Тогда, в конце 1905 года, после 25-летней отсидки в Шлиссельбургской крепости, как раз вернулся в свой Борок Николай Александрович Морозов. Лично они не были знакомы, но понаслышке друг друга знали, — Савинков нагрянул без всякого опасения. Террорист к террористу. Холода начинались, на болотах без поддержки было не усидеть. Личным присутствием он досаждал Бороку только один вечер, но едой и Тёплой одеждой не гнушался. Отсиживаясь перед броском на Петербург в полуземлянке рудокопов, с удовольствием встречал у огонька старого шлиссельбуржца. Как знал, подумывал: «Если жизнь снова загонит в угол, лучшего места не сыскать...»

Пока ещё не самый угол, но место действительно хорошее. В полусуточном, даже пешем, переходе от Рыбинска — и в совершенной безопасности. Строй лагеря, да хоть и целые казармы, собирай в единые роты разбродный люд, при желании — стрельбы учебные устраивай. Никто не услышит, никто не узнает. В Рыбинске, как и в Москве, можно половину людей порастерять, а здесь они отдохнут и сольются в нечто такое, что не стыдно и армией назвать.

   — Поручик, домой вы съездите попозже, а пока давайте проведём инспекторскую поверку. Армию обуть, одеть и накормить надо. На своё несчастье, а нам на удачу, ваши землячки и хлеба на болота навезли. Деньги у нас пока есть, расплатимся сполна. Не заниматься же реквизицией. Мы — не продотряды. Я пару дней здесь побуду, а остальное вы доделаете. Нет возражений?

   — Какие возражения, Борис Викторович! Устроим настоящий военный городок.

Как ни терпелось Патину домой, он не мог, конечно, оставить Савинкова в этих болотах. Кое-что знал о его прежних, давних похождениях, кое о чём догадывался — занимался устройством лагерей. Легко сказать — лагерь! Тут не знаешь, кому довериться. Даже землячки, вроде Тишуней, не годились. Одно дело — хлеб для будущих солдатиков прикупить, и совсем другое — их же ногами наследить на болотах. Решено было: своими силами, только своими. Кто повязан круговой порукой, тот повязан, язык распускать не будет.

Надо было ставить хотя бы временные летние балаганы — крытые еловым корьём шалаши. Бока сплести из ивовых прутьев и обмазать глиной; и Савинков, и Патин в своё время полазили по солдатским землянкам на Волыни и в Галиции, насмотрелись. Здесь того лучше — лес кругом. Два-три венца нетрудно опустить в землю, а выше — мазанка, хоть с небольшими окошками. Ещё лучше — с печуркой; хоть и по летнему времени, а задождит — по сырости не обойдёшься.

Они целый день в болотных сапогах лазили с гати на гать, искали ещё более удобную и сухую гриву. Ближний холм, указанный Тишуней, чуть ли не тестем, для лагеря не годился: раз известен землячкам, может быть известен и балтийским морячкам. Откуда их на Балтику везли? С той же Волги, с того же Пошехонья.

Кони паслись на сухих, травеневших гривах или прыгали вслед за ними по болотинам — не для кавалерии такие места.

Савинков торопил:

   — Поручик, я не могу задерживаться здесь больше двух дней. Не забывайте: основные силы у нас ещё в Москве. Мы, по сути, бросили их на произвол судьбы... или случая...

   — Но генерал Рычков? — несмело возражал Патин. — На нём держится Москва.

   — Удержится ли?.. — не договаривал — не хотел договаривать Савинков. — Надо скорей переправлять всех сюда.

   — Вы можете положиться на меня, Борис Викторович, — с некоторой даже обидой замечал Патин. — Помощников найду, работников тоже. Не все же землячки — иуды. А если и попадётся какой — иуде иудина смерть. На войне как на войне.

   — Ну-ну, — смягчал свою озабоченность Савинков. — Разумеется, я целиком полагаюсь на вас. Охотились в здешних местах? Пути-проходы знаете?

   — Только зимой. Тогда дороги хорошие. Гони — не хочу! Волчьи облавы, медвежьи берлоги — всё это бывало. Но ведь давно... в молодости, Борис Викторович.