Генерал В.0. Каппель

В марте, раньше обычного, началась оттепель. В сопровождении ординарца, Каппель ехал шагом в одну из своих частей. Выполнение расписания занятий, утвержденного им, он ежедневно проверял лично. Опустив глаза, крепко сжав поводья, он мучительно решал все одну и ту же задачу — как сдвинуть с места неразрешимый вопрос о формировании корпуса. На углу одной улицы он поднял голову и глаза его встретились с черными, большими, как вишни, глазами молоденькой девушки, приветливо махнувшей ему рукой. Генерал тоже, улыбнувшись, приложил руку к головному убору. Он не знал, кто эта девушка, но его в городе знали все и он не удивился ее приветливому жесту. Чистая, русская, миловидная молодость улыбнулась ему, но на душе от этого стало еще тяжелее — «Что будет с ней и подобными ей, если мы уступим в борьбе?» В раздражении Каппель дал шпоры коню и крупной рысью подъехал к казарме.

Но только он сошел с коня, как из дверей казармы быстро вышел дежурный офицер и, отдав уставной рапорт, добавил: «Ваше Превосходительство, сейчас звонили из штаба корпуса — пришла телефонограмма о присылке пополнений и просили вас вернуться».

Мелькали в бешеном карьере дома города — генерал шпорил коня. Не останавливая, спрыгнул с седла, быстро вбежал на ступеньки, сбросил шубу, прошел в кабинет, лицо светилось радостью и жизнью. Откуда-то узнавши о сообщении из Омска, в штабе был полк. Вырыпаев. Каппель схватил телефонограмму — она была шифрованная. Опустившись на стул, вынул из кармана шифр, несколько минут расшифровывал. Откинулся на спинку стула, провел по лбу рукой и вдруг рассмеялся — странный был этот смех.

«Василий Осипович, они дают нам пополнения и большие из Екатеринбурга» — он задохся в смехе — «Пополнения — пленных красноармейцев».

Этот странный, больной смех был тяжелой реакцией на все пережитое за последнее время, и горькой болью-ответом на присылаемые пополнения.

Вырыпаев молчал — он тоже понимал, что такое пополнение не усилит, а ослабит корпус, так как непроверенная, не профильтрованная масса бывших красноармейцев поглотит старые кадры и в момент боевой работы от нее можно ожидать всего, что угодно. Опустившись на стул, Каппель сжал голову руками. В кабинете царило молчание. Прошла минута, две, может быть десять. Не изменяя позы, как будто говоря сам с собой, генерал тихо проговорил: «За этими пленными красноармейцами я должен ехать в Екатеринбург и там их принять. Они, как здесь написано (он кивнул на телефонограмму), сами пожелали вступить в наши ряды и бороться с коммунизмом, но…» Каппель на минуту замолк, и тяжело вздохнув, закончил: «Их так много этих «но».

И опять в кабинете воцарилась тишина. Сменяя быстро одна другую, в голове Каппеля мелькали мысли, — они были тяжелы и мучительны. — в поисках выхода из положения. Напряженный до предела мозг искал верный путь к дальнейшей борьбе и победе. И бросив руки на стол, выпрямившись, Каппель поднял голову. Лицо и потемневшие глаза были спокойны и холодны. Медленно падали отрывистые, резкие слова и трудно было понять чего в них больше — горечи или веры в себя. «Все равно, всех поделить между частями» — слушал эти слова Вырыпаев. — «Усилить до отказа занятия, собрать все силы, всю волю — перевоспитать, сделать нашими — каждый час, каждую минуту думать только об этом. Передать им, внушить нашу веру, за-разить нашим порывом, привить любовь к настоящей России, душу свою им передать, если потребуется, но зато их души перестроить».