Генерал В. О. Каппель

Промерзшие колеса вагона со скрипом остановились. На небольшом здании вокзала вывеска «Курган». Глазам больно смотреть на сверкающий под солнцем снег. Снег белый, чистый, холодный — везде, он укутал весь город. В шубе, крытой солдатским сукном, подтянутый, шашка с георгиевским темляком, Каппель спускается со ступенек вагона. На платформе обычная суета — бабы с узлами, местные купцы — богатеи, проходит вдоль поезда важный старший кондуктор. Навстречу спешат несколько близких и знакомых людей. Рука в перчатке вскинута к папахе — старший из встречающих полк. Вырыпаев подходит с рапортом. И через несколько минут пара резвых сибирских лошадей несет в санях по тихим улицам города. Гнутся под инеем ветви деревьев, свежий чистый воздух без малейшего ветерка, мороз не убивает, а пьянит, как вино, над трубами домов высокими серыми столбами стоит дым, скрипит снег под полозьями, по тротуарам мелькают изредка фигуры жителей, в небе над городом висят церковные купола. Каппель чувствует, как в душе загорается огромная радость, он слышит, как ярким цветком расцветает энергия, прилив неуемной силы и воли. Синее яркое зимнее небо с пылающим диском солнца, синие и серебряные искры в снегу — впереди творчество, работа, подготовка к последней борьбе, наверное, жестокой, но, наверное же, дарующей победу, а дальше потом Россия, настоящая русская, освобожденная от темного зла. Просторы российские без конца и края, которые нужно отобрать дорогой ценой крови лучших людей, оглушить эти просторы смертоносной музыкой боя, но без перерыва двигаться вперед, пока вдали, в небе, не загорятся золотом купола Ивана Великого.

Кучер, татарин-доброволец, лихо остановил сани у двухэтажного деревянного дома, другой доброволец широко распахнул двери, — внизу помещения штаба, вверху личная квартира генерала, его детей и стариков Строльманов.

Окна кабинета выходят в сад — он весь заколдован зимней красотой. Каппель сбрасывает шубу, закрывает дверь и, все еще полный радужными надеждами, обращается к Вырыпаеву — «Ну, теперь говори просто, без титулованиям. Вырыпаев, в частной жизни с Каппелем на «ты», стоит, опустив голову, молчит. Нетерпение и раздражение начинают звенеть в голове генерала: «Да отвечай же. Что сделано? Что прислал Омск?» И глухо, угрюмо звучат слова ответа: «Ничего не прислал Омск… Да вряд ли и пришлет».

Прямым проводом связан Курган со Ставкой в Омске. И через несколько часов после приезда, телефонист штаба корпуса связывает Каппеля с Омской Ставкой.

«Ваше Превосходительство, генерала Лебедева нет — он на докладе у Верховного Правителям, звучит в трубке спокойный, бесстрастный голос. «Когда будет?» «Не могу знать. Вечерами, часов в восемь, всегда бывает в Ставке». И в восемь часов Каппель слышит тот же голос: «Ваше Превосходительство, генерал Лебедев сегодня в театре. Докладывал ли я ему о вашем вызове? Так точно… Он просил вас позвонить ему завтра, часов в девять утра».

До трех часов ночи в кабинете командира корпуса идет совещание. Кто-то предлагает обратиться непосредственно к Адмиралу, дабы ускорить формирование, но на свое предложение встречает такой взгляд генерала, что сконфуженно замолкает. Четко и ясно падают слова Каппеля: «Мы здесь многого не знаем. Верить не могу и не хочу, чтобы Ставка мне мешала. Мы творим одно дело, — может быть, уже все заготовлено, может быть, отправлено», и, закуривая папиросу, кончает: «Но требовать буду, не просить, а требовать. И добьюсь».

В кабинете накурено, душно. Каппель достает из шкафа бутылку коньяку, предусмотрительно спрятанную там Вырыпаевым. Золотыми искрами загорается в рюмках вино и в тишине звучат слова:

«3а работу, за успех ее, за победу, за Россию, за всех вас!» Стоя, все пьют золотое вино — они верят этому человеку, приведшему их с Волги, они верят и ему и в него. И, ставя рюмку на стол, полковник Бузков, тихо, забывая устав, отвечает:

«Мы всегда с вами и с Россией, Владимир Оскарович».

Медленно, машинально считая ступеньки деревянной лестницы, подымался Каппель из штаба к себе наверх. В детской постоял над кроватками детей — спящая Таня была похожа на Ольгу Сергеевну. Тупая боль охватила душу. Перекрестив детей, прошел к себе. Опустившись в кресло, вспомнил, что сам назначил к девяти часам прибыть в штаб все командирам частей. Часы показывали половину четвертого А утром вестовой генерала доложил прибывшему в штаб полк. Вырыпаеву: «Генерал всю ночь не спал — всё по своей комнате ходил».