Генерал в своём лабиринте

Москера был вне пределов его досягаемости, однако генерал, использовав все, что можно, ответил на его упрек. Он без конца спрашивал себя, по какому праву говорит о любви тот, кто позволил, чтобы ему, генералу, сообщили в официальной ноте о решении, принятом в Венесуэле, и о высылке. "И это человек, кому я оказал услугу тем, что не ответил ему, избавив тем самым от приговора истории", - кричал он. Он вспомнил все, что сделал для Москеры, как помогал ему стать тем, чем он является теперь, как вынужден был терпеть его глупость и провинциальную самовлюбленность. В конце концов он написал их общему другу письмо, пространное и отчаянное, чтобы быть уверенным: его возмущенный голос достигнет ушей Москеры, где бы тот ни находился.

Но известия, которых он ждал и которые все не приходили, будто укрывали его невидимым туманом. Урданета продолжал не отвечать на его письма. Брисеньо Мендес, его человек в Венесуэле, послал ему письмо вместе с фруктами с Ямайки - с теми фруктами, что он так любил, - однако гонец утонул. Хусто Брисеньо, его человек на восточной границе, своей медлительностью приводил его в отчаяние. Молчание Урданеты окутывало мраком всю страну. Смерть Фернандеса Мадрида, его поверенного в Лондоне, окутывала мраком остальной мир.

Генерал не знал, что, пока он напрасно ждал вестей от Урданеты, тот поддерживал активную переписку с офицерами его свиты, а те пытались вытащить из него определенный ответ. О'Лири писал: "Мне необходимо знать наконец, принимает или не принимает генерал президентство или мы всю жизнь обречены на погоню за призраком, которого невозможно догнать". Не только О'Лири, но и другие офицеры генеральского окружения использовали любую оказию, чтобы дать Урданете какой-либо ответ, однако из уклончивых слов генерала понять нельзя было ничего.

Когда же наконец были получены конкретные известия из Риоачи, те оказались хуже самых плохих предчувствий. Генерал Мануэль Вальдес, как и предполагалось, 20 октября взял город без сопротивления, но на следующей неделе Карухо разбил Вальдеса двумя раз-ведротами. Вальдес подал Монтилье просьбу об отставке - как ему казалось, претендующую на благородство, генералу она показалась верхом недостойного поведения. "Этот каналья умирает от страха", - сказал он. В соответствии с генеральным планом оставалось всего пятнадцать дней до взятия Маракайбо, но теперь даже взятие Риоачи было нереально, как давний сон.

- Черт возьми! - кричал генерал. - Мои лучшие генералы, сливки моего штаба не смогли справиться с простым казарменным бунтом.

Однако совсем сразило его другое известие - крестьяне покидают деревни при приближении правительственных войск, принимая их за его армию, а его самого за убийцу адмирала Падильи, которого в Риоаче боготворили, ибо тот был родом оттуда. Да и для всей остальной страны они олицетворяли, казалось, одни несчастья. Анархия и хаос охватили страну, и правительство Урданеты было не в состоянии с этим справиться.

Доктор Кастельбондо в который уже раз удивился тому, каким гневом взорвался генерал, какой отборной бранью осыпал он гонца, только что доставившего ему последние новости из Санта-Фе. "Это дерьмовое правительство вместо того, чтобы предоставить народам и отдельным людям право взять на себя решение всех вопросов, не дает им пошевелиться, кричал он. - Оно снова падет и в третий раз уже не поднимется, потому что люди, из которых оно состоит, и те, кто их поддерживают, будут уничтожены".

Усилия врача, пытавшегося его успокоить, были бесполезны, ибо, закончив поносить правительство, он глухим голосом стал составлять черный список тех, кто входил в его генеральный штаб. О полковнике Хоакине Барриге, герое трех крупных сражений, он сказал самое худшее, что только может быть сказано о человеке: "Убийца". О генерале Маргейтио, подозреваемом в убийстве Сукре, сказал: "Слишком жалкий человек, чтобы командовать войсками". Генерала Гонсалеса, самого верного во всей Кауке, заклеймил словами: "Его болезни - слабость духа и следствие страха". Задыхаясь, генерал упал в кресло, чтобы перевести дух - он постоянно задыхался вот уже двадцать лет. И вдруг посмотрел на доктора Кастельбондо, застывшего в дверях в молчаливом удивлении.

- В конце концов, - сказал он громко, - что вы хотите от человека, который проиграл в кости два дома?

Доктор Кастельбондо растерялся.

- О ком это вы? - спросил он.

- Об Урданете, - сказал генерал. - Он проиграл их в Маракайбо командующему морским флотом, но в документах указал, что он их продал.

Ему не хватало воздуха.

- Понятно, что все они выглядят святыми рядом с мошенником Сантандером, - продолжал он. - Его дружки разворовали все английские займы, скупив облигации за десятую часть их стоимости, а потом всучили их своему собственному государству за стопроцентную стоимость.

Он пояснил, что всегда был против займов - не из-за риска коррупции, но потому, что заранее предвидел, как они угрожают независимости, добытой такой кровью.