Генерал Власов

«…Я не сомневаюсь в желании Британского правительства стать свидетелем победы Советского Союза… Если оно считает открытие второго фронта на западе невозможным, нельзя ли найти какой-то способ более активно поддерживать Советский Союз на его фронтах? Я считаю, Великобритания могла бы без риска высадить от двадцати пяти до тридцати дивизий в Архангельске или же перебросить их через Иран в южные районы России. Таким образом, военное сотрудничество между советскими силами и войсками Британии могло бы быть начато на территории СССР…» [26]

Данное предложение имело беспрецедентное политическое значение. Войска капиталистических держав под своим собственным командованием на территории Советского Союза, до тех пор отгороженного от всего остального мира железной стеной?! Нет нужды удивляться, почему советские историки никогда не обсуждают этого факта — признания слабости Сталина.

К концу 1941 г. Вермахт оккупировал территории, на которых проживало до одной трети населения России — около шестидесяти миллионов человек. В этих районах производилось примерно шестьдесят пять процентов всего добываемого в стране угля, шестьдесят восемь процентов железной руды, выплавлялось пятьдесят восемь процентов стали и шестьдесят — алюминия. Не говоря уже о сорок одном проценте выпускаемых в СССР железнодорожных вагонов. За вторую половину 1941 г. общий объем советской промышленной продукции снизился более чем наполовину, а выплавка стали — на две трети. [27]В таких условиях шаг на политическое сплочение немцами враждебных Сталину сил мог бы сыграть решающую роль в разгроме СССР.

9 марта 1942 г. Власов, Ворошилов, Маленков и Новиков встретились с Мерецковым в ставке последнего. Они нашли хозяина крайне подавленным: Сталин открыто высказал свое неудовольствие им, и генерал представлял, какие последствия могут его ожидать. Положение и в самом деле сложилось критическое, хотя едва ли стоило винить в этом Мерецкова. В начале года Сталин лично распорядился начать наступление на Ленинград, для каковых целей задействовалась усиленная свежими войсками 2-я ударная армия. Предприятие представлялось крайне рискованным, потому что маршрут наступления пролегал через малонаселенную, заболоченную местность, по нескольким плохим дорогам, при этом немцы занимали там хорошо подготовленные позиции. Подобное наступление могло бы еще увенчаться успехом зимой, но с началом оттепелей местность становилась непроходимой.

В конце января, после нескольких недель кровопролитных боев, наступающие пробили бреши в немецких позициях на берегах Волхова, продвинувшись почти на сто километров. Однако бои измотали армию, в то время как немецкое противодействие все усиливалось. Расширить участки прорыва оказалось невозможным, создавалась угроза того, что противник заткнет «бутылочное горлышко». Подступала распутица, и избежать катастрофы можно было только за счет отвода армии на восточный берег Волхова. Власов как раз и предложил такое отступление, но Сталин категорически отверг его и вместо этого приказал продолжать идти вперед. Все возражения и даже полет в Москву в попытке убедить Сталина изменить приказ ничего не изменили. В итоге Власов сдался — неподчинение было бы равносильным самоубийству.

Вскоре после этого, уже 19 марта, случилось то, чего Власов так опасался: немцы блокировали участки прорыва и армия оказалась отрезанной от основных сил фронта. Власов лично принял командование армией и 21 марта вылетел в котел. 27 марта ему удалось восстановить сообщение с фронтом, пробив крошечный «тоннель» длиной километра полтора и шириной в несколько сот метров. Он вновь принялся настаивать на разрешении на отход, и вновь Сталин приказал продолжать наступление. Солдаты Красной Армии двинулись вперед «через заболоченные леса, по бездорожью, часто по пояс в снегу и по колено в воде». [28]Однако вскоре силы наступления были исчерпаны, и армии пришлось перейти к обороне.

Именно тогда в ставке Власова неожиданно появилась Мария Воронова, которая передала командующему письмо от жены. На обратной стороне конверта имелся отпечаток детской ладошки их сына — приветствие отцу и своего рода талисман для него. Это письмо было последним, которое дошло до Власова, и он сохранил его при себе до самой смерти.